Безмолвие

— Господи… Отлично. Я провожу расследование…

— Вы сказали, пятьсот долларов.

— О да. — Джек вытащил бумажник. Открыл и смутился. — У меня пятьдесят семь долларов. — Дверь опять стала закрываться, и Джек запаниковал. — Пожалуйста, — взмолился он. — Мне нужно знать, почему там умирали люди.

— Что?

— Не сейчас. Про сейчас я знаю. Я имею в виду прошлое, историю. Мне нужны старые рассказы.

— Эти рассказы не для вас.

— Тысяча, — сказал он. — Если вам есть что рассказать, я заплачу тысячу долларов.

— У вас их нет.

— Я могу их получить. Погодите. — Джек просунул в щель карточку. — Адрес офиса и телефон спереди, личный на обороте. Прошу вас, не закрывайте дверь.

Она с сомнением рассматривала карточку.

— Какое вам дело до Хаш Арбор?

Джек подумывал соврать, но решил этого не делать.

— Джонни Мерримон… мой друг. Я беспокоюсь за него.

— Правильно делаете.

— Погодите, что это значит?

— Ничего. — Она говорила тихо. — Это ничего не значит.

— Погодите, погодите. Еще одно. — Джек достал измятый рисунок и показал ей: замерзший водопад, дерево с развилкой. — Вы знаете это место?

Девушка замерла.

— Где вы это взяли?

Джек просунул рисунок в щель, она его взяла.

— Вы это когда-нибудь видели?

Она перевела взгляд с листка на лицо Джека, и когда заговорила, в ее голосе звучала ложь.

— Нет, — сказала она. — Я никогда не видела это место.

— Вы уверены?

— Уверена, — ответила она и захлопнула дверь.

* * *

Потом Кри долго стояла и смотрела на рисунок, а адвокат стучал в дверь, и с той стороны слабо слышался его голос: «Простите… Послушайте…»

В конце концов он ушел, но Кри все стояла, вспоминая детство, бабушку и зимний день. Небо затянули тяжелые облака, падали первые хлопья снега. Кри ушла гулять, а это не разрешалось. Ей было пять лет…

* * *

— Привет, детка.

Кри замерла, держась за изгиб ствола. Она стояла в зарослях ежевики, там, где тропинка сворачивает налево. Было холодно, и из носа у нее текло, но пальцы в варежках, связанных двоюродной бабушкой, не мерзли. Она никогда не уходила из деревни одна и, как все дети, понимала, что за скупой сдержанной улыбкой бабушки таится недовольство.

— Ты на меня сердишься? — спросила Кри.

— Да, немного. — Бабушка вышла из-за дерева. — Совсем чуть-чуть. Я тоже уходила бродить, когда была маленькая.

— Мне жаль, — сказала Кри.

— Жаль, что нарушила правила, или жаль, что попалась?

— И то и другое, бабушка.

— Назови мне правила для маленьких девочек.

— В деревне безопасно, а в лесу нет.

— Когда ты можешь уходить из деревни?

— Только когда ты разрешишь.

Бабушка опустилась на коленки и посмотрела так, как смотрят старые люди.

— Когда повзрослеешь, все изменится.

— А когда я повзрослею?

— Когда узнаешь достаточно, чтобы остаться в живых. Когда станешь сильней.

Именно улыбка бабушки подтолкнула Кри к прогулке в одиночку. Терпеливая, но веселая, добрая и одновременно не очень.

— Хочешь выучить первый урок? — спросила бабушка, и Кри, внезапно испугавшись, кивнула. — Возьми меня за руку. — Они свернули от деревни и пошли по тропинке, плутавшей между деревьев. — Ты счастлива здесь?

— Да, мэм.

— Благонамеренная ложь. Это тоже нормально. Скажи мне, чего тебе больше всего не хватает? Матери? — Кри смотрела вниз, стыдясь признаться, что сильно скучает по игрушкам, своей кроватке и маленькой девочке, жившей по соседству. Бабушка распознала затруднение и сжала ее ладошку. — Что тебе больше нравится в Хаш Арбор?

— Животные.