– Я ни о чем таком не знаю. Но уверен, что Патрокл не сделает ничего, что обидело бы Ахилла.
– Да, но пойми же, – объяснил Нестор, – Патрокл его не обидит. Он может помочь ему, ибо я сомневаюсь, что Ахилл в восторге от происходящего, – он сам загнал себя в угол. И я не думаю, что он рад этому.
– Пожалуй, ты прав, – сказал Одиссей. – И, должен признать, эта мысль нравится мне все больше. Стоит попробовать.
– Возможно, – нехотя промолвил Агамемнон. – Нестор, почему бы тебе не выведать у него все?
– Если б можно было поговорить с ним наедине… – проворчал Одиссей. – Они повсюду вместе.
– Ну, – произнес Нестор, – я попытаюсь.
Агамемнон хлопнул его по спине.
– Славный муж… Что ж, – он огляделся, – думаю, сегодня мы ничего уже не придумаем, а завтра нас ждет тяжелый день.
Я стояла за его креслом и ждала возможности улизнуть. Еще прежде я сняла ожерелье и положила на резном сундуке у его кровати. Без него я чувствовала себя обнаженной и уязвимой. Когда все стали расходиться, я подобралась поближе к выходу. Но в последний момент, когда дверь захлопнулась за Одиссеем, Агамемнон произнес:
– Нет. Останься.
Я приняла безучастный вид и вернулась в комнату.
24
Патрокл долго не возвращался. Чтобы проводить Одиссея и Аякса до ворот, ушло бы не так много времени.
Ахилл взял лиру, снова отложил, налил себе вина, но не стал пить. Собаки прислушивались к звукам в коридоре и тихо скулили. Ахилл нагнулся и погладил их.
Когда же Патрокл наконец вернулся, вымокший и растрепанный, вид у него был как у дикого животного, чьи глаза порой сверкали в темноте среди дюн. Комната словно сомкнулась вокруг него. Он приблизился к очагу, притворно потирая руки, будто замерз сильнее, чем это было на самом деле, – чтобы сесть поближе к огню и не смотреть на Ахилла.
– А ты не спешил.
Патрокл тщетно пытался скрыть раздражение.
– Это было грубо, – произнес он наконец.
– Насчет дохлой свиньи? Не тревожься, Одиссей не передаст этого.
– Нет, Ахилл. Брисеида.
Ахилл поерзал в кресле.
– По крайней мере она не солгала.
– Она ни слова не проронила! – Патрокл отогнал собак. –
– Пусть признает, что был не прав.
– Но он не может. Одиссей знал, что ты ждешь извинений, он просто не мог выразить их.
– В таком случае он зря потратил время.
Патрокл сел в кресло, и собаки устроились у его ног.
– А это было занятно в каком-то смысле.
– В самом деле? Значит, я что-то упустил.
–
– Лицемерный.
– Но в конце концов пронял тебя Аякс.
– Нет. Не пронял.
Патрокл взглянул на него.
– Признай это.
Ахилл взял полено и без всякой надобности подбросил в огонь.
– Как она?
– А ты как думаешь?
– Я не мог поступить иначе.
Патрокл упрямо молчал.
– Ладно, выкладывай уже.
– Нам следовало отплыть домой. Нет, послушай.
– Конечно, осуждал. Я в жизни не слышал ничего глупее.
– Но как ты не понимаешь, что поступаешь точно так же?
– Я знаю, как это непросто, – и ты блестяще справляешься. Думаешь, мне это неведомо? – Ахилл протянул руку и распустил его волосы. – Ладно тебе, что они говорят?
– Всё как обычно. Что ты невыносим, что мать вскормила тебя желчью.
– Ну это правда.
– Нет,
– В конце концов он приползет на коленях.
– Нет, Ахилл, этого не будет.
– Приползет, когда окажется на волоске от поражения.
Патрокл с шумом выпустил воздух.
– Я сдаюсь.
– Еще вина?
– Нет, благодарю. – Он поднялся и взял плащ.
– Что теперь?
– В каком смысле? Я хочу выйти…
– Ты только что выходил. – Ахилл следил, как Патрокл надевает вымокший плащ. – Нужна компания?
Сомнение в его глазах?
– Нет, но если хочешь, возражать не стану.
«Интересно, кто из нас больше рад, – подумал Ахилл, – я или собаки».
Ахилл смотрел на воинов, сидящих у костров: они словно оттягивали тот миг, когда будут вынуждены разойтись по хижинам и пытаться заснуть. Агамемнону следовало бы обходить костры, стараясь хоть немного воодушевить своих людей, но он не появлялся. Нет, лежал в своих покоях и напивался – или в постели с Брисеидой… Лживый, вероломный ублюдок.
С тех пор как они вышли, Патрокл не проронил ни слова. Ахилл покосился на него и, в неловкой попытке примириться, положил руку ему на плечо. Патрокл не возражал, но Ахилл почувствовал, как он вздрогнул.