Безмолвие девушек

И после…

Гиподам. Копье поразило его промеж лопаток, когда он пытался спастись бегством. Он упал наземь, и свет померк в его глазах.

И после…

Полидор. Младший сын Приама, пятнадцати лет, еще слишком юный, чтобы сражаться, но в последние недели войны малолетних юношей нередко отправляли на поле боя. Очередной удар копья, и снова в спину – но Полидор не спасался бегством. Похваляясь удалью, он прорвался глубоко в ряды греков, не заботясь о том, кто окажется позади него. Копье вышло чуть выше пупка. Полидор закричал и рухнул на колени, подхватывая выпадающие внутренности.

И после…

Дриоп. Удар меча в шею едва не отделил ему голову от тела.

И после…

Демух. Копье попало ему в правое колено, и Ахилл прикончил его ударом меча в горло.

И после…

Братья Лаогон и Дардан. Они крепко держались в колеснице, но Ахилл легко выбил их, словно стряхнул улиток с листа. А потом, быстро и методично, пронзил одного копьем, второго – мечом.

И после…

Трос. Он умер, обхватив ноги Ахилла и моля о пощаде. Ахилл так глубоко погрузил меч ему в живот, что выпали внутренности, и кровь залила ему стопы.

И после…

Мулий. Копье с такой силой поразило его в ухо, что наконечник показался с другой стороны.

И после…

Эхекл. Удар меча раскроил ему череп.

И после…

Девкалион. Копье рассекло ему жилы у локтя, и меч безвольно повис в руке. Ахилл взмахнул мечом, и голова в шлеме отлетела прочь, Девкалион рухнул в грязь, раскинув руки, и из позвонков брызнула серая жидкость.

И после…

* * *

Но что-то не складывается, правда? С чего бы вам испытывать жалость или скорбь, выслушивая это чередование безвестных имен?

Позднее, куда бы ни отправлялась, я всегда разыскивала женщин из Трои, разбросанных по греческим землям. Эта изможденная женщина с пятнами на коже, что ввела меня в хозяйский дом, – неужели это та самая Гекуба, некогда молодая и цветущая супруга царя Приама, что устраивала танцы в его дворце? А эта девушка в поношенном, рваном платье, что спешит к колодцу с ведром, – могла ли она быть одной из дочерей Приама? Или не молодая уже наложница, чья кожа испещрена морщинами, – кто узнал бы в ней Андромаху, жену Гектора, что гордо стояла когда-то на стенах Трои с младенцем на руках?

Я встречала многих женщин, в том числе и простых, чьих имен вы никогда не слышали. И поэтому могу сказать вам, что братья Лаогон и Дардан были не просто братьями, но близнецами. В детстве Дардан плохо говорил, и собственная мать не могла понять его.

– Что он сказал? – переспрашивала она у его брата.

– Он говорит, что хочет кусок хлеба, – отвечал Лаогон.

– Приучи его говорить, – наставляла их бабушка. – Пусть он сам попросит.

– Но я была так занята, – рассказывала мне их мать. – Мне пришлось бы стоять там часами, если б я послушалась ее.

Или мать Дриопа, которая два дня провела в родовых муках.

– Под конец мама отослала повитуху вниз. Сказала, мол, выпей чашу вина, а я побуду пока с ней. А как только та вышла, мама подняла покрывала, и не знаю, что она там сделала, но, боги, наступило облегчение. Не прошло и десяти минут, как он родился. «Ох, – сказала повитуха, – я и не знала, что она так близка». А мама только улыбалась.

Или вот Мулий, которого Ахилл поразил копьем в ухо.

– Он пошел в шесть месяцев. Не ползал, не перекатывался, ничего такого – просто встал и пошел. Я ходила за ним, согнувшись пополам, и придерживала за руки, часами. А стоило ему присесть, как он тут же вскакивал и снова принимался ходить. Спину у меня так и ломило.

А мать Ифитиона вспоминала, как отец впервые учил его ловить рыбу, как тот сосредоточенно хмурился, пытаясь насадить червя на крючок…

– Ох, и только он поднялся, как червяк снова упал. Я с трудом сдержала смех. Бедный мальчик… Но надо отдать должное, он не бросил попыток. Такой он был – никогда не сдавался.

Некоторые из женщин, что помоложе, рожали детей от новых хозяев, и, я уверена, они любили их – как и всякая женщина. Но когда я говорила с ними, они вспоминали троянских детей, мальчишек, что сражались за Трою.

* * *

И после…

Ригм. Копье Ахилла поразило его в грудь, и кровь пузырящимся потоком хлынула из пробитого легкого.

И после…

Арейфой. Ахилл ударил его копьем в спину, когда тот пытался развернуть колесницу. Он упал наземь, и напуганные лошади понесли прочь пустую колесницу.

И после…

Впрочем, не имеет значения, кто был после, – Ахилл не помнит тех, кого убивает. Едва он вздернет копье, как сразу ищет взглядом следующую жертву. Так почему же в этой кровавой череде убийств ему запомнилась смерть лишь одного мужа? Он говорит «мужа», хотя скорее подобало бы назвать его «мальчишкой»: мягкий пушок покрывал его подбородок. Его появление на поле боя объяснялось лишь бедственным положением троянцев – или его собственным стремлением сражаться и доказать свое мужество. Как бы там ни было, вот он, выбирается ползком из вод…

Ликаон, сын Приама. Тот, кого Ахилл не в силах забыть.