— Хорошо. Я почти закончил с тобой. Последний вопрос: ты знаешь эту ачжуму? — Чин, лезет в карман своего кителя, достаёт смартфон, находит в его содержимом нужную фотографию и демонстрирует её мне. Внимательно вглядываюсь в незнакомые черты лица кореянки средних лет, но внутри ничего не аукается. Качаю головой.
[Нет. А кто она?]
— Это неважно, — бросает мужик и убирает телефон. — Поправляйся. Аньёнхи кэсэйо! (
[Аньёнхи касэйо! (
Пограничник встаёт и быстро удаляется из палаты, оставляя меня в глубокой задумчивости, и лёгкой панике. Уж больно многозначительный тон был у этого дядьки, при прощании.
«Чего он там себе удумал — непонятно. Может, уже записал меня в шпионы, и из больницы, я прямиком уеду в застенки местного КГБ? Блин, свалить, отсюда что ли?»
Дверь в палату тихонько открывается, и на пороге показывается весьма симпатичная кореянка. Длинные, чёрные как смоль, волосы красивой волной спадают ей на грудь с левой стороны. Карие глаза смотрят с любопытством и лёгкой опаской. Отмечаю про себя, что девушка странно передвигается, аккуратными шажками, будто боясь потревожить повреждённый бок. А ещё, мне знакомо её лицо. Правда, никак не могу вспомнить, где я его видел. Между тем, незнакомка заходит палату, прикрывает за собой дверь и здоровается.
— Аньон хасейо (
На этих словах, я, наконец-то, вспоминаю женщину. Пусть, образ смутный, но она точно была тут раньше. Чувствую, как краснеют мои щёки, когда до меня доходит смысл произнесённой фразы. Тороплюсь написать извинения.
[Аньон хасейо, ЁЛин! Простите меня, пожалуйста, я не нарочно. Вам сильно досталось? Доктор, сказал, что мои приступы прошли, и я иду на поправку. Думаю, сейчас вы в полной безопасности]
— Два сломанных ребра и разбитый телефон, ЛиРа-ян. Мне пришлось задержаться здесь на неделю, в палате по соседству. Но ты не расстраивайся. Благодаря стечению обстоятельств я великолепно отдохнула от всего.
[Вас, наверное, разыскивали?]
— Не больше чем обычно.
ЁЛин почти не лукавила. Когда поднос, запущенный невероятно сильной рукой, выбил из неё остатки воздуха, она и подозревать не могла, что это обернётся для неё незапланированным отпуском. Она, прекрасно помнила номера телефонов многих из коллег, и, не смотря на вышедший из строя смартфон, могла поставить кого-нибудь в известность. Но делать этого не стала, доверившись внезапному наитию. До вчерашнего дня её так никто и не побеспокоил. Приехавшая коллега, узнав обстоятельства исчезновения ЁЛин, позвонила в офис, информировав о нашедшейся пропаже, и пожелав той скорейшего выздоровления, умотала восвояси. Сегодня, ЁЛин разрешили выписку, и она поспешила навестить синеокую агасси.
— Давай, лучше, поговорим о тебе? — возвращается к цели своего визита гостья. — В службу защиты детей поступила жалоба на жестокое обращение с тобой. Скажи, ты подвергаешься какому-либо насилию? С тобой плохо обращаются?
[Не больше чем обычно, в больнице. Вы же знаете, все эти уколы и процедуры… бр-р-р! По правде говоря, обо мне тут хорошо заботятся. Я довольна, ЁЛин] — улыбаюсь девушке, демонстрируя искренность своих слов. Она кивает, принимая объяснения.
— Я не сомневалась в порядочности людей, которые каждый день спасают чьи-то жизни. По-другому и быть не может. К сожалению, мне надо идти. Приятно было с тобой познакомиться, ЛиРа-ян. Надеюсь, мы когда-нибудь увидимся, при более благоприятных обстоятельствах. Ты позволишь сфотографировать тебя, на память? Мой смартфон не может звонить, но камера, что удивительно, работает.
[Конечно, ЁЛин! Если вас не смущает эта симпатичная повязка на моей голове]
— Не смущает, — улыбается в ответ девушка. Она достаёт из сумочки телефон, фотографирует, и, попрощавшись, быстро уходит. А я зависаю на какое-то время, с поднятой рукой, с пальцами, растопыренными в жесте «виктори», который продемонстрировал во время «фотосессии».
«Вот тебе и Корея, вот тебе и прогресс. Детишек, оказывается, и тут обижают»