– Разве Люк не сказал вам? Мое имя связано со скандалом.
– Я получу, – продолжала женщина, как будто он и не прерывал ее, – пять лет жизни с вами.
– Ага, уже вынесли приговор! Пять лет лишения свободы…
– И у меня будут дети…
Генри не понравилось, как мечтательно произнесла она последнюю фразу. Он поспешил возразить:
– Ребенок, мэм. Моему брату требуется только один. Так, Люсьен?
Граф утвердительно кивнул.
– Вас уведомили о том, что деньги ребенка – наследника титула – будут оставаться в Англии? – спросил Генри.
– Граф указал в документах, что наш сын вступит в права наследства, когда достигнет совершеннолетия. И это не единственное условие. Воспитанием моего… нашего сына должен заниматься человек, которого выберет граф, а образование он получит в одном из университетов Англии.
– Сыновья Фэрли всегда учились в Оксфорде, – заметил Генри.
– Университетского образования недостаточно, – сказал Люк. – Нужно многое знать об Англии. Мой человек позаботится о том, чтобы ребенок имел полное представление о нашем обществе.
– И вы согласны с тем, что ваш сын однажды покинет страну? – спросил Генри у Речел.
– Когда дети становятся совершеннолетними, они способны сами выбрать свою дорогу.
– Вот как? Странно, что я не имел такой привычки.
– У тебя есть привилегия начать новую жизнь, Генри, – произнес Люк. – Договор с Речел – первая страничка этой жизни.
– Договор, который я не подписывал…
– Ты все подписал, Генри, – твердо проговорил Люк.
– Так же, как и дал брачный обет?
– Клятвы ничего не значат до тех пор, пока не наступит время проверить, чего они стоят на самом деле. А что касается формальностей, то ими занимаются чиновники. Или ты сможешь доказать, что твоя подпись подделана?
– Я смогу доказать, что в это время я ехал в поезде…
– Возможно. Но ты не будешь отрицать, что подписывал документ, в соответствии с которым я становлюсь твоим доверенным лицом? – Люсьен поднялся и подошел к окну. – Разве я не говорил, что твоя подпись на одном из них означает, что ты теряешь право на наследство и состояние, если не выполнишь условия известного договора?
Генри ждал, что слова брата вызовут у него гнев или отчаяние – словом, любую реакцию, которая неизбежна в такой ситуации… при таком предательстве. Но он ничего не почувствовал, кроме знакомого ощущения подавленности и пустоты, всегда возникавшего после общения с отцом. Пустоты, в которой не оставалось места даже для боли. Генри казалось, что душа его отлетела на минуточку и обнажилась, как лес поздней осенью. Он решил, что лучше не заглядывать в свою душу и не показывать ее другим, пока она не обретет достойное одеяние.
Речел заметила, как изменилось выражение лица Генри: злость исчезла, и оно стало застывшим и безразличным. Видимо, в душе его царила такая же апатия, Речел вспомнила, что девушки в заведении матери тоже постепенно становились бесчувственными – так легче переносить страдания. В детстве, если ее обижали подруги, она пряталась на чердаке, где научилась не бояться полумрака, черных теней и одиночества, научилась забывать обиды и подавлять желания.
Но Речел сомневалась, что Генри мог бы найти утешение в темной комнате. Его подавленность показалась ей слишком глубокой, пустота почти абсолютной. Вот он закрыл глаза и холодно сказал:
– Тогда решено. Пусть будет по-вашему.
Генри произнес это таким тоном, словно разговаривал с лавочником о какой-то покупке. Граф глубоко вздохнул, не переставая глядеть на брата, его сжатые пальцы выдавали внутреннюю борьбу.
– Я рад, что ты, наконец, согласился. Брак остается в силе. – Люсьен сел на диван рядом с Речел, откашлялся и опустил руку в боковой карман. – Прошу прощения, Речел, за мой неловкий трюк. Смею надеяться, что эта вещица убедит вас в том, что я действовал из лучших побуждений… – Он вынул изящную бархатную коробочку, расшитую жемчугом. – Это принадлежало нашей матери и перешло ко мне после ее смерти. Но, я полагаю, мать была бы довольна, если бы это носила жена Генри.
Генри открыл глаза, вяло наблюдая за происходящим. Его лицо оставалось таким же безрадостным, как и прежде, только брови чуть нахмурились. Речел уставилась на коробочку, не в силах взглянуть на человека, которого обманным путем заставили признать ее своей женой. Она согласилась участвовать в этом обмане. Более того, Генри понятия не имеет о ее прошлом, что усугубляет вину женщины.
Речел не сомневалась, что он не из тех, кто легко прощает. А если и простит ей участие в интригах брата – ведь она такая же жертва, как и он сам, – то не забудет, что она намеренно скрыла от него свое происхождение.
Сильная рука взяла ее за запястье и вложила в ладонь холодную коробочку.
– Прошу вас, откройте ее, Речел, – мягко сказал Люк.
Осмотрев коробочку, она нашла крючок и кончиком ногтя подцепила и откинула его.
– Крючок такой маленький, – пробормотала она. – Я никогда такой не видела…
– Вот так-то, Люсьен! Жена твоего брата ничего не понимает в ювелирных изделиях, – с иронией заметил Генри. – Лучше подари то, что она сможет оценить.