Они глядели друг на друга, охваченные страстью. Сейчас этого было достаточно. Когда-нибудь страсть станет сильнее и, возможно, превратится в нечто большее, – только нужно набраться терпения и подождать.
Генри взял Речел за плечи, бросил на кровать, и накрыл своим телом. Когда он глубоко проник в нее, она обняла его и выгнулась дугой ему навстречу. Руки Генри держали Речел за бедра. Она застонала, когда его движения стали жестче и быстрее, вскрикнула, когда почувствовала внутри резкие толчки и разлившийся огонь. Сама Речел пыталась сдерживать постепенно охватывавшее ее удовольствие. Казалось, что там, где соединялись их тела, билось общее сердце. Речел не знала, когда именно Генри достигнет наивысшего удовлетворения, произошло это или еще нет. Она прислушивалась к себе и ждала своего мига.
Сжавшись в пружину, Генри замер и затем вошел в Речел с такой силой, что она забыла обо всем, кроме безграничного наслаждения. Генри застонал прямо над ее ухом, приподнялся на локтях. И тут Речел почувствовала, что сладостное ощущение угасает, что между их разгоряченными телами внезапно оказались лишь холод и пустота.
– Речел, дай мне уйти, – тяжело проговорил Генри.
Она все еще держала его, обвив руки вокруг его шеи, а ноги вокруг бедер. Он глубоко вздохнул:
– Дай… мне… уйти.
Его слова звучали грубо и отчаянно, угрожающе и требовательно. Речел опустила ноги и теперь обнимала Генри только за шею.
– Я не могу, – прошептала она. – Пытаюсь, но не могу…
Его дыхание стало более размеренным и теперь касалось лица Речел, как легкий ветерок. Она все еще владела его телом, но его сердце и разум уже не принадлежали ей.
Я тебе ничего не дам сверх этого, Речел, – произнес Генри.
Не даст или не может дать?
– Я ничего и не прошу, – ответила она.
Он вырвался из ее объятий, и ногти Речел оставили царапины на его плечах. Его ладонь еще касалась ее живота. Речел молча смотрела, как Генри медленно и неизбежно отдалялся от нее. Наконец, и его ладонь оторвалась от ее тела. Он отвернулся, сел на край кровати и оделся.
– Теперь я могу идти? – поинтересовался он. «Куда идти?» – хотела она спросить. «Зачем?» – хотела она знать. «Останься!» – хотела она попросить. Но Речел ничего не произнесла, боясь выдать чувства, которым не знала названия.
– Я оборудовал соседнюю пустующую хижину под студию, – сказал Генри. – Там я буду один. Если я вам понадоблюсь, крикните или позвоните в колокольчик, или еще как-нибудь позовите, я услышу.
Речел села на кровати, достала сложенную под подушкой ночную сорочку и надела ее.
– Как и все жители города, вы должны будете работать. Больше я ни для чего вас не позову.
– Ни для чего?
– Мне нужен муж, а не жеребец. Вам вовсе не обязательно притворяться или служить моим капризам. Вы должны приходить ко мне потому, что вам этого хочется, потому что я доставляю вам такое же удовольствие, как и вы мне…
– Вы путаете удовольствие с похотью, Речел! Одно тело служит другому, и поэтому люди не могут обойтись друг без друга. Разве не в этом суть нашей сделки?
– Я не для этого вышла за вас замуж.
– Неужели? – Генри уже открывал дверь и выходил из спальни. Не оборачиваясь, он добавил: – Разве вы не знали, что я не могу вам дать ничего, кроме похоти?
Речел увидела, как он вышел в коридор, не дождавшись ответа и не оглянувшись. Неужели удовольствие, которое она доставила ему, оказалось столь незначительным, что он легко покинул ее, как если бы просто вышел из-за стола после не очень-то изысканного обеда? Именно так. Генри ничего не нужно от нее – лишь время от времени удовлетворять свой животный, телесный голод. Он отдал ей свое имя в качестве платы, а теперь ушел, потому что ненавидел шлюх.
В своей спальне Генри нашел карандаши и альбом для набросков. Затем, не раздумывая, направился в темный коридор, спустился по ступенькам крыльца и оказался на улице. Пытаясь побороть волнение, он взглянул на небо. Но и там не было покоя: звезды мерцали и что-то говорили Генри на неведомом ему языке.
Весь этот вечер он занимался устройством студии и так увлекся, что даже забыл о существовании Речел. Он вошел в ее дом лишь на минуту и только с одной целью – забрать некоторые принадлежности для рисования. Но как очутился в спальне Речел и почему не ушел оттуда сразу – на этот вопрос он не находил ответа.
Быть может, помимо его воли, Генри что-то неуловимо влекло и притягивало к женщине, обладавшей не только гордостью леди и первозданной красотой, но и способностью переждать бурю и воспринимать причиненные ею разрушения как почву, на которой можно строить новую жизнь. Поэтому, когда Речел призналась, что пытается соблазнить его, он откликнулся на ее зов. Но насытилась лишь его плоть. Слияние тел вовсе не означало слияния душ.