Миссис Холт растерянно заморгала.
– Сэр, не думаете же вы, что корову…
– Вы уж совсем, – Мейбл храбрилась, но Элси видела, что у нее дрожат губы, а глаза тревожно блестят. – Правда думаете, что я стянула брильянты и убила корову? Совсем вы из ума выжили! Сэр.
Джолион смерил девицу долгим, тяжелым взглядом.
– Вот как? Посмотрим. – Он надел на голову шляпу. Так он казался выше и представительнее. – Миссис Бейнбридж и я вернемся к Пасхе. Если до того времени бриллианты не будут найдены, я сообщу о своих подозрениях в полицию.
– Да не знаю я, где они!
– Прошу вас, сэр! – всплеснула руками миссис Холт. – Мейбл служит здесь уже два года. Я не могу поверить, что она воровка.
Тон Джолиона несколько смягчился.
– Дорогая миссис Холт, вы чересчур доверчивы. Не замечаете, что происходит прямо у вас под носом. Полагаю, нам с вами нужно сесть и поговорить о найме нескольких… более подходящих служанок.
– Но…
– Не волнуйтесь. Вы своего места не лишитесь.
– Бог ты мой. Бог ты мой, – у миссис Холт судорожно задергалась шея.
Нелепая, глупая старуха, подумала Элси. Если бы она как следует смотрела за прислугой, если хотя бы
Подняв саквояж, Джолион выпрямился, лицо его оставалось невозмутимым.
– Успокойтесь, миссис Холт. Этот разговор мы возобновим позже, когда я вернусь из Лондона. А пока вами будет распоряжаться мисс Бейнбридж.
Джолион передал Питерсу свой саквояж и вышел с ним вместе, чтобы проследить за погрузкой вещей.
Сара выступила вперед. Ей было трудно даже смотреть на Элси.
– Миссис Бейнбридж… Это просто какой-то ужас. Я…
– Не волнуйтесь. Вы не могли знать. Мы обе позволили горю и страху затуманить наш ум. Ни вы, ни я не заподозрили служанок.
Сара кусала губу.
– Вы… Вы действительно считаете, что они все это подстроили? Все до мельчайших деталей?
Элси проглотила стоявший в горле комок.
– Так считает Джолион, а я ему верю.
– Но в дневнике…
– Довольно. Это невыносимо, я не могу больше слышать об этом. Возвращайтесь к своему дневнику и знакомству с домом своей семьи. Вы и не заметите, что я уехала.
Сара встрепенулась, потом вдруг потянулась вперед и поцеловала Элси в щеку.
– Счастливой вам дороги. Мне так жаль, миссис Бейнбридж.
– Думаю, вы можете называть меня Элси.
Только усевшись на свое место и помахав рукой Саре на прощание, Элси заметила еще одно лицо. Со второго этажа, из окна ее собственной спальни выглядывала компаньонка.
Эту Элси хорошо знала. Анна Бейнбридж. Ошибки быть не могло: те же кораллового цвета ленты в волосах, что и на портрете, те же пухлые щеки. Желтое платье топорщилось у нее на груди, под скрещенными руками. А на шее у нее было изображено колье. Одна мерцающая дуга с тремя грушевидными каплями.
Бриллианты Элси.
День рождения Гетты. По своему обыкновению, я ходила в церковь Всех Святых воздать благодарность за дочь, которая, как мне говорили, не могла появиться на свет.
Я говорю, что воздаю благодарность. Но в глубине души я мучаюсь вопросом. Благодарю ли я Бога или приношу покаяние? Ведь всякий раз, как я вхожу в церковь, сердце начинает ныть от чувства вины. Когда я молюсь, в голове одновременно звучат два голоса, перебивая друг друга. Один кричит
Сегодня, сильнее, чем когда-либо, я ощутила на себе гнет Божьего неодобрения – он так давил на меня, когда я проскользнула в полупустую церковь и села на скамью. Сила любящая, но, увы, невыносимо тяжкая.
Со старых витражных окон, оставшихся от времен королевы Марии, на меня взирали святые. Казалось, они скорбно качают головами. Я крепче сцепила пальцы. А когда прикрыла веки, то вдруг ясно услышала слова:
Мои глаза сами собой широко открылись. Я вдруг показалась себе очень маленькой. Но, даже упав на колени, я продолжала слышать его, этот голос.
Взгляд мой упал на крест перед алтарем.
Я поняла, что это ответ на мои молитвы, на бессонные ночи, когда я, коленопреклоненная, спрашивала, за что моя семья подверглась подобному унижению: ведь грех совершила я.
Теперь я вижу. У Бога есть замысел о всех и каждом из нас, которых Он сотворил. Его замысел о Джосайе был прекрасным, восхождение при дворе – стремительным. Но этот план не учитывал одного фактора: Гетты.
Гетта подружилась с цыганом, а я, снова проявив слабость, уступила ее требованиям. Мой грех так велик, что изменил весь мой жизненный путь.