Ответа не было. Начиная тревожиться, я прошла дальше, к крючьям. Не знаю, чего я ждала – возможно, что из-за туши на меня кто-то выпрыгнет или одно из животных вдруг окажется живым. Поглощенная своими страхами, я не смотрела под ноги. Нога вдруг поехала, встав на что-то мягкое, и через мгновение я с силой приложилась о каменный пол.
От удара у меня из легких вышибло воздух. С минуту я лежала, приходя в себя.
Сбоку от меня вытянулось что-то продолговатое, грузное. Уверенная, что это оборвавшаяся с крюка коровья туша, я занесла ногу, чтобы отпихнуть ее от себя. Но когда черная масса перекатилась, из-под нее выпросталась рука.
Это был человек.
Эхо еще долго разносило мой вопль. Кое-как я сумела сесть, потирая спину. Теперь я разглядела лицо: это была кухарка.
Преодолевая страх и отвращение, я протянула дрожащую руку и постучала пальцами по ее щеке. Кожа была холодной, как мрамор. Поздно, ее уже нельзя было спасти.
Нужно было выбираться из погреба. Хватаясь за окровавленный стол, я с трудом заставила себя подняться. Ноги дрожали, но хотя бы не подгибались.
Неверными шагами я вернулась по каменному проходу назад, в тепло кухни.
В воздухе висел все тот же затхлый запах.
– На помощь! – закричала я. – Кто-нибудь, помогите! Я здесь, на кухне.
Кругом стояла мертвая тишина.
Тогда ли жуткая, чудовищная мысль закралась мне в голову? Нет, в глубине души я уже все понимала, пока ковыляла по коридору для слуг в посудомойню.
На пороге меня ошеломил запах – запах рвоты, смешанный с мерзким кислым духом помойной кучи. В луже отвратительной жидкости валялись осколки глиняной посуды, грязные ножи, а чуть в стороне лежали две мои молоденькие посудомойки.
Их налитые кровью глаза глядели в потолок. Губы почернели, а на коже выступили желтые и красные пятна.
– Нет, – выдохнула я, – нет.
Не понимая, что делаю, я бросилась назад, в кухню. Но остановилась. Все вокруг меня заколыхалось, как вода. Когда сознание немного прояснилось, в глаза мне бросилась колода для рубки зелени. Страшная догадка поразила меня. В не до конца изрубленном пучке я увидела то, чего не замечала прежде.
– Нет, – я осторожно коснулась пальцем мокрых стеблей. Они были усеяны фиолетовыми пятнышками.
Схватив нож, я устремилась к двери. Это не могло быть правдой. Я готова была пробежать десять миль по снегу, чтобы ветер рвал на мне платье, лишь бы доказать, что это неправда.
Огород Гетты был припорошен снегом и инеем. Голыми руками я стала ощупывать травы. Все заполонил чертополох. Из глубин памяти всплыли слова Гарриса:
Вся изрезавшись, в крови, я скребла снег ногтями, пока не раскидала его весь. И там, скрытые под голубовато-серым пологом чертополоха, таились растения, которые я не примечала раньше – я, так гордившаяся своей проницательностью. Ядовитые белена, аконит и щитолистник. Вервена для колдовства. Последними, в конце грядки, показались темные ягоды белладонны.
У меня разжались пальцы, нож выпал и беззвучно утонул в снегу.
Так это
Нахлынули воспоминания, настолько ясные, что отрицать очевидное было невозможно. Перед глазами замелькали картины: зелье, ржавые ножницы, холодные, бесстрастное лицо Гетты, комическая интерлюдия с дымом и красными огнями – и надо всем этим мерзкий демон в маске, карлик с ребенка ростом.
– Господи, помилуй, – прошептала я. – Господи, помилуй.
Не знаю, долго ли я простояла на коленях среди горьких трав, посеянных моей дочерью. Я не замечала ни щиплющего лицо мороза, ни того, что под юбкой натекла лужа из растаявшего льда.
Джосайя был прав с самого начала. Своими снадобьями и заговорами я вызвала к жизни злое и испорченное существо. Я
Моя девочка. Порочная до мозга костей. Все воспоминания о ее детстве теперь предстали в другом свете, казались постыдными, подлыми, грязными. Была ли она демоном с самого начала, с материнской утробы? Ну конечно же, была. Кем еще она могла быть, противоестественно появившаяся и не имеющая будущего?
Сейчас ей девять, и она в полной силе. Девятый час, время, когда умер Христос. Но она строила козни и раньше. То, что я ошибочно принимала за дружбу с тем цыганенком, было коварной западней. Она подстроила все так, чтобы подозрение за убийство лошади пало на мальчишку. И вот теперь она сгубила всех моих слуг.
Не знаю, наделено ли душой дитя, сотворенное руками человека. Но одно я знаю точно – в Судный день с
Должно быть, я допустила какую-то ошибку. Нарушила пропорции в смеси или перепутала слово заклинания. Я сотворила не ребенка. Вместо этого получилось чудовище.