Но я же понимаю, что это не так. Здесь, на нашем месте, пусть и совсем недолго, жили другие люди. В твоей и моей кроватях спали чужие. Нарушители, незваные гости. Но от них тут не осталось ни следа.
В отличие от гостиной. По ней видно, что в квартире жили другие. Там чисто. И по кухне тоже заметно, что нас тут какое-то время не было. Там нет ни лабораторного оборудования, ни очередных глаз на столе. Но здесь, в моей комнате, – ни следа посторонних. Она осталась неизменной. Должно же быть хоть что-то, хоть какой-то знак, оставленный здесь бывшими жильцами, что-то вроде шрама. Ты бы увидел его с первого взгляда, сразу же, как только переступил порог. Ты повсюду бы заметил следы присутствия чужаков, и они стали бы тебе знакомы, ты бы уже знал, где они работают, какие у них привычки, знал бы, развелись они или остались вместе. Ты бы знал, что они ели на ужин и кто из них где спал. Со мной комнаты не говорят, я - не ты. И я здесь никого не смогу разглядеть.
Быть может, учитывая то, что ей было известно, она вернула все на свои места специально для меня. Считала, что это все, эта застывшая в янтаре комната, меня успокоит. На деле же я слегка напуган. Слишком уж часто я возвращался сюда во сне. Этот раз – настоящий? Или это всего лишь мое воображение, рожденная из несбыточной надежды галлюцинация? Я наконец сорвался и теперь не отличаю реальность от вымысла? Элла бы знала точно. И ее, уверен, это насторожило бы. Я балансирую на тонкой грани безумия. Это уж точно дурной признак.
Нужно принести сюда сумки. Стоило захватить сюда сразу же хоть одну. Одежда и прочие вещи. Зубная щетка. Не подумал об этом. Можно провести здесь хоть весь остаток дня. Разобрать вещи, разобраться в себе. Успокоиться. Вернуться в реальность. А потом спуститься вниз и проверить: ты действительно там? И, если это правда, если ты все еще жив, все еще дышишь, сидишь на диване или склонился над столом, что я тебе скажу? Я не смог ничего сказать Элле. На похоронах я вообще еле говорил. Так что я решу сказать?
Зачем ты так со мной поступил?
Почему не дал к тебе присоединиться?
С возвращением.
Я скучал.
Не оставляй меня больше, идет? Никогда. Никогда больше. Я этого не вынесу.
Уголок зеркала над комодом все еще сколот. Ну, разумеется, скол остался. Он не мог исчезнуть как по волшебству, не мог скатиться вниз каплей воды. Он реален.
Ты по-прежнему дышишь, куришь, ты по-прежнему источник проблем. Сидишь внизу, погруженный в разбор неочевидных мне деталей, отслеживаешь невидимые мне нити. Как и всегда. Я хотел, чтобы ты был жив, и ты жив.
Проклятье.
Мир устроен совершенно иначе. Абсолютно. В нем нет места исполнению желаний, тем более подобных моему. Получить второй шанс, немыслимую возможность переиграть случившееся никому не дано. Так не бывает. Но я ведь касался тебя. Ты реален.
Вот ты внизу, ты снова ходишь туда-сюда, и я слышу такой знакомый глухой скрип паркета под твоими шагами. Ты меняешь заведенный миропорядок одним своим присутствием. Как же я сразу этого не понял? Вокруг тебя выстраивается иная действительность. В которой невозможное обычно, банально. Как я мог об этом догадаться? И как мог не догадаться? Я пожелал, чтобы ты вернулся, и вот – ты здесь. Иллюзия, обретшая плоть. Ты жив и здоров.
Все-таки жив.
Только в смерти ты мог быть подделкой, чертов шельмец. Так и знал. Единственная вещь, о которой я желал бы сказать – ложь, ложью и обернулась. Но это слишком уж идеально. Вот-вот полетит в стену второй ботинок, разве нет?* Мне ведь известно так мало. Возможно, тебя вновь у меня отнимут. Или ты сделаешь это сам. Быть может, все, что у нас только есть – этот единственный день, а потом ты исчезнешь, и никто не поверит моим словам о том, что было. Это – лишь моя тайна, моя боль. Мне не выдержать. Не выдержать. Не подвергай меня такому испытанию, Шерлок.
Я обезумел? Сорвался наконец? Неважно. Неважно. Не буду хвататься за все сразу.
Белье. Простынь на резинках, обычная простынь, наволочки. Два комплекта. Я взял снизу оба, даже не подумал их рассортировать. Один твой, другой мой. Ясно? Ты – не плод моего воображения. Только не в этот раз. Миссис Хадсон оставила два комплекта. Она знает. Ты – настоящий, и ты действительно здесь.
Ты ведь здесь?
Я до сих пор помню, как именно натягивать эту простынь, чтобы заправить резинки под матрас. Это двигательная память. Мои руки работают механически, заправляют постель, как в далеком прошлом, до того, как все это случилось.
Белье то самое, из прошлого. Мой комплект – темно-синий, твой – серый. Она все сохранила. Свое я забирать не стал, а мимо твоей комнаты даже проходить было невыносимо. Так что она все взяла на себя. Все выстирала, отгладила. Подушки тоже кажутся прежними. Не знаю. На вид – как были, уложены вдоль изголовья, как раньше. Как будто не было всего этого кошмара. Как будто ты не падал.
Но ты же упал. Ты упал. Я это видел. Просто ты не умер.
Как тебе это удалось?