Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен

Что касаемо дел с французами, шотландцами, императором и Папой… — то, в общем, как вы, вероятно, знаете, Франциск умер вскоре после Генриха, хотя успел вдоволь посмеяться над своим любимым старым соперником в издевательском и оскорбительном послании, отправленном прежде, чем оба испустили последний вздох. Утомленный император отрекся от своих престолов — в 1555 году от Нидерландов, а в 1556-м от Испании, после чего тихо удалился в испанский монастырь. Папе Павлу III удалось наконец добиться решительных действий от Вселенского собора в Триенте, хотя он скорее ужесточил, чем смягчил отношение католической церкви к реформаторам. Линия фронта определилась, и церковь, очевидно, готовилась к войне, а не к компромиссному соглашению. Можно подумать, что она вдруг обрела истинные принципы!

Шотландцы тоже проявляют явные признаки уступчивости к реформированной вере, которая может изменить исконные законы их королевства в отношении как с Англией, так и с Континентом (надо же им найти какое-то библейское оправдание для захвата денег). Правда, королева Мария Шотландская придерживается старой веры и, увы, встречая все меньше поддержки как в ее совете, так и среди подданных, чувствует себя до того одиноко, что ей приходится обращаться за помощью к иноземцам — итальянцам, французам и прочим, — дабы они поддержали ее. Удивительный поворот событий, не правда ли… Впрочем, по-моему, вы полагаете, что Господь ведет протестантов к победе?

Перейдем к завещанию короля: какую же бурю вызвал сей документ! Генрих пользовался им для укрощения враждующих советников, и оно маячило над их головами, подобно учительской розге. Будете паиньками, тогда (вероятно) я наделю вас властью, а неслухи (возможно) лишатся моего благоволения. Он хранил завещание в тайнике и, будучи постоянно недовольным, то и дело вносил в него поправки. (Увы, как Гарри сдал: подобным образом поступают только старики!) И вот цена этой старческой — и тиранической — привычки: после его кончины завещание оказалось неподписанным. К тому же оно было маловразумительным и вызывало большие сомнения с точки зрения закона.

Постоянные игры, в которые король играл с придворными, вынудили их так же поступать с ним. Вы скрываете завещание — мы скрываем новости. Разделяй и властвуй — соглашайся и интригуй. Последние несколько месяцев у нас прошли в таком византийском духе, что Сулейман, по-моему, мог бы почувствовать себя в Англии как дома. Сплетники, льстецы, тайные сводники и предатели заполонили коридоры и Большую галерею Уайтхолла. Буквально за стенкой лежал больной король, сражавшийся с ангелом смерти. Фракции Тайного совета мечтали о захвате власти, уверенные, что смогут поразить друг друга. И, дождавшись кончины старого короля, его последнего вздоха… они собирались, ввиду долгого регентства, перейти к решительным действиям.

Но очевидно, Всемогущий имел иные планы! Малыш Эдуард, гордость Генриха: каким же призрачным и скоротечным оказалось его правление…

И все интриги и махинации рассыпались в прах, ведь вскоре пришлось спасаться от Марии, королевы Марии, католического ангела мести.

* * *

А сейчас мне придется описать печальные события смерти и похорон Генриха.

Король умер в два часа ночи двадцать восьмого января 1547 года. Осенью его болезни резко обострились, а к середине января он удалился в покои Уайтхолла и больше оттуда не выходил. Мысли его путались, сам он пребывал в вялом забытьи, поэтому избежал длительного «предсмертного бдения», каковое пришлось выдержать его отцу, терпевшему фальшивые улыбки придворных и их ежедневные деловые визиты. Рутинные дела Генриху уже не грозили. Он перестал замечать смены дня и ночи, пребывая в блаженном мире собственных видений и грез. У него бывали, правда, и моменты просветления; шестого января он даже принял императорских и французских послов. Они отлично запомнили ту встречу, а вот Генрих — вряд ли. В тот день, как мне помнится, его с огромными сложностями втиснули в королевское облачение. Ему не терпелось встретиться с послами и обсудить планы будущих совещаний. Он сам выбрал и наряд, и драгоценности и, с трудом поднятый на ноги, тяжело вступил в зал аудиенций, где и дождался прихода послов.

Это был отважный поступок. Вернувшись, король сбросил расшитый золотом камзол, снял великолепное рубиновое ожерелье, натянул простую ночную рубашку — решительно отказавшись от изысканных и вышитых — и принялся бродить по опочивальне. Лишь после долгих уговоров он, как капризный ребенок, разрешил уложить себя в постель (с помощью специального подъемника).

Больше он не вставал.