Безнадежный пациент

– Я врала, только когда это было необходимо, – парирует Коделл. – Только ради достижения эффекта, способствующего вашему выздоровлению. Могу вас уверить, сейчас я не вру.

– И почему же? Потому что это не способствует моему выздоровлению? Тут вы правы, черт возьми!

– Да потому что результат не изменится, – сурово возражает она. – Я приняла решение. Вас ждет финальный сеанс гипноза, еще один сеанс Разделительной терапии для работы над травмой, вызванной лечением. А затем вы вернетесь домой, счастливый, оздоровленный, готовый жить дальше. И да, как только я пойму, что с вами все будет в порядке, остальное уже не в моей власти. Звоните в хоть полицию, хоть журналистам. Кому хотите. Да, вы обречете моих пациентов на жизнь, полную боли, и тщетные попытки излечиться. Да, это уничтожит меня и все, что я здесь выстроила. И все же до самого конца моей самой главной заботой останется ваше благополучие.

Последние два слова Коделл проговаривает со всей убежденностью. Выслушав ее речь, я прихожу к двум выводам. Первый: доктор говорит правду. И второй: это ни на что не влияет.

– Я все равно не отступлюсь, вы же понимаете, – мрачно говорю я. – Я вас уничтожу. Расскажу людям, чем вы здесь занимаетесь. Добьюсь, чтобы ваше заведение закрыли.

– Если вы так уверены, то можете не переживать, – понимающе пожимает плечами она.

Я молча всматриваюсь в карие глаза доктора Элизабет Коделл. Она смело, без тени сомнений выдерживает мой взгляд. Наверное, таких, как она, больше нет.

– Сколько у меня времени до сеанса?

– Можем перенести его на завтра, если вам нужно собраться с мыслями…

– Нет, – перебиваю я. – Давайте сегодня. Когда начнем?

Коделл явно не ожидала такого поворота, но быстро берет себя в руки.

– Если хотите, все будет готово через два часа.

Я размышляю над тем, какие у меня есть варианты, сколько еще жить под дамокловым мечом неизбежного и как вернуться домой, сохранив человечность.

– Чем скорее, тем лучше. – С этими словами я выхожу из кабинета.

Оставшиеся два часа я провожу, гуляя по Призмолл-хаусу. Звук моих шагов отдается эхом, чуть позади идет Виллнер, молча сопровождая меня в последнем туре по эклектичным коридорам и комнатам.

Я двигаюсь вдоль пестрого юго-восточного коридора, мимо панно из переплетенных пластмассовых рук, провожу ладонью по его рельефной поверхности. Захожу в странную игровую комнату, где бесчисленные чучела животных смотрят на меня стеклянными глазами, сверкающими в отблесках искусственного пламени, миную мраморный бассейн. Стоит мне появиться на подземном теннисном корте, бесконечный матч прерывается аплодисментами, а после моего ухода вновь слышен равномерный гул зрителей.

После неспешного обхода библиотеки я навещаю сад камней. Наконец, пройдя большинство помещений первого и второго этажа, я ныряю в знакомый коридор с безликими статуями, сворачиваю в проход с панно из разбитого мрамора и устремляюсь к серой двери своей комнаты.

Я направляюсь к ванной. Виллнер не задумываясь топает следом. Его обязанность – сопровождать меня, невзирая на личные границы. Настроенный решительно игнорировать постороннее присутствие, я скидываю спортивный костюм, захожу за стеклянную перегородку и жму на кнопку включения душа. Мощные струи горячей воды окутывают меня паром и полностью завладевают моим осязанием, зрением и слухом. На краткий миг я умудряюсь выбросить из головы все мысли и погрузиться внутрь себя.

Коделл права. Какой смысл переживать из-за предстоящей процедуры, если я знаю, что мои убеждения не изменятся? Если я уверен, что буду жаждать правосудия даже после того, как мне сотрут все воспоминания о пережитой здесь боли, то не проще ли молча пройти последний сеанс, а по возвращении домой объявить правду?

Беда в том, что я очень переживаю. Я боюсь. Меня переполняет дикий страх, что после всех своих преступлений Коделл останется безнаказанной. Потому что я ей это позволю. А вдруг необъяснимым образом мне так промоют мозги, что я еще и буду благодарен за лечение? Ведь оно сработало!

Я до сих пор помню Джулию. Помню тепло ее нежной любви, помню свои чувства к ней. Но как с самого начала и говорила Коделл, теперь все это лишь приятные воспоминания, которые меня почти не задевают. Теперь Джулия для меня – словно давняя подруга, которая переехала сто лет назад. Подруга, с которой я поначалу пытался поддерживать связь, но со временем мы стали обмениваться письмами все реже. Под натиском повседневных дел наше общение постепенно угасло и превратилось в нечто выхолощенное. И теперь, стоит мне не отправить письмо, наши отношения просто закончатся, оставив после себя лишь радостные воспоминания о старых добрых временах.