После легкого завтрака я, если не шла на лекции, усаживалась за работу с артефактом. Нелегкая схватка с силовыми полями трех его будущих элементов продолжалась. Я испытывала подходящие посредники, пересчитывала коэффициенты, но терпела поражение за поражением.
Марэк на это время погружался в учебные пособия и специальные слайды, которые отсматривал на визоре.
И тут он не переставал удивлять меня. Как бы кощунственно эти ни звучало, но потеря памяти пошла моему студенту на пользу (возможно, в голове появились наконец необходимые для укладки знаний пустоты). Марэк оказался весьма талантлив в математике, статистике, философии и культорологии. Честное слово, если бы путь его уже не был предопределен, посоветовала бы продвигаться в любом из этих направлений и получить ученую степень.
Самое необъяснимое: до травмы Онтэрго не давалась ни одна из этих дисциплин.
Подопечный решал тест за тестом. Еще недели две — и будет готов к выпускным экзаменам. Закавыка крылась в артефакторике.
По собственному предмету я не дала Марэку ни одного учебника. Более того, вовсе отмалчивалась или отмахивалась, если парень подходил к лабораторному столу, интересуясь, что, как и зачем я делаю. Сказывались неприятные ассоциации. А вдруг ситуация повторится? Онтэрго покажет себя полным идиотом (после всех побед), потерпит неудачу после стольких удач, у меня опустятся руки, я вспылю и… Все зайдет на новый дархов круг.
Нет, пока будем подальше держаться от артефакторики, теории и практики. Тем более забот и так достаточно.
После обеда, который всегда готовил Онтэрго, мы делали перерыв. Я, памятуя о том, что парню придется с нуля освоить магическую концентрацию, читала монографию с названием не без доли юмора «Как научить мага магичить». Автор доступным языком (пособие предназначалось для подростков) рассказывал, как контролировать силу, и знакомил с техниками, могущими в этом помочь. Вычитанное я тут же применяла на практике. Так, мы с Онтэрго танцевали, рисовали по заданной схеме, соревновались в скорости выговаривания скороговорок, собирали головоломки, лепили из глины. Подчас Марэк веселился как малое дите. Я его осаживала, но, кажется, не была достаточно убедительной, да и трудно это делать, если твой нос перепачкан или руки тесно сплетены с руками партнера, а смех предательски так и рвется наружу.
Монотонные занятия сопровождались разговорами о пустяках, обсуждениями научных трактатов. Ну и историями из жизни. Кажется, мы без умолку продолжали болтать даже на ежевечерних прогулках в парке. Хотя, скорее, оттачивали остроумие друг на друге…
Советы целителя сработали. Марэк в итоге вспомнил родителей и первый год учебы в военной школе. А я узнала, каким образом в парне пробудился дар (по самонадеянности попал в ловушку граагов и чудом уцелел), что он любит (приключения, экстремальные условия и мясо с кровью), чего терпеть не может (скуку, капусту и несправедливость), что к нему «прилипло» второе имя (первое, Артий, осталось лишь в родовой книге да для официальных церемоний), какими книгами зачитывался в детстве и отрочестве, а также то, что в собственной группе он практически изгой (высокое происхождение, большой потенциал и лучшая боевая и строевая подготовка автоматически сделали его любимцем командиров и, следовательно, объектом ненависти и зависти сослуживцев).
Неожиданно выяснилось, что мы весьма похожи. Оба упрямые, взрывные, увлеченные натуры, ничего не делающие наполовину, принципиальны до мозга костей, любим поступать вразрез воли родителей и росли избалованными.
Множество точек соприкосновения, совместное проживание и участие в судьбе парня, которое стало искренним, рождая щемящую тревогу за него, — все это не шло на пользу, определенно. Во-первых, ловила себя на мысли, что все чаще не воспринимаю Онтэрго как подопечного, больше как брата, родного человека. Во-вторых, пробудилась иррациональная симпатия. А она, как всем известно, не предусматривается педагогикой. Уважение — да, признание ценности — да, сопереживание — можно, симпатия — однозначно нет.
Хотя не все так ужасно, как кажется. Марэк де Онтэрго, скажем прямо, выводил из себя не менее часто, чем вызывал умиление и желание погладить по непослушным кудрям и поцеловать в лобик, как хорошего мальчика.
Помнится, он не обещал подчинения. И слово сдержал. Если парень и следовал моим указаниям и инструкциям, то исключительно потому, что считал мои слова и требования правильными. Когда же не видел в них смысла, творил то, что хотел.
Диверсия. Кажется, это так называется на языке военных. Моральное подавление противника. Иначе не назовешь случай, когда Онтэрго притащил меня в отдел обуви городской торговой гильдии, чтобы я выбрала себе пару спортивных туфель (бегать в тряпочных было совершенно невыносимо), не позволил купить ту, что приглянулась («Эли, посмотри внимательнее, колодка жесткая, стельки неудобные, ты покалечишься в них»), а назло мне приобрел «качественную, правильную», но очень уродливую.