– Я всё чувствую, Женечка, – её ладошка втискивается между нами и ложится на мой дезориентированный член.
Смелая девочка!
– Вяленький и маленький, – говорю с надеждой на нижнее благоразумие.
– А я знаю как увеличить…
– Через лупу, что ль?
– Какой же ты дурачок! – звучит с наигранной обидой. – В «Чайке» нас ждёт чудесный обед, Женька.
– Отправляйся обедать, Вик, а у меня ещё есть дела. И нет – ты не со мной! – резко пресекаю затянувшийся спектакль и, крепко сжав прилипчивую шубу за плечи, отстраняю от себя вместе с её содержимым.
– Грубиян! А на ужин ты согласен, надеюсь? – Вика снова тянет свои руки.
– Я тоже на это надеюсь, – отстраняюсь и улыбаюсь.
На ужин я всегда согласен. И ресторан в «Белом журавле» мне понравился.
Не могу избавиться от ощущения, что поступаю, как сволочь. Но я просто не в состоянии выдерживать очередную истерику в ответ на мои заверения, что НАС давно уже нет. Вика слишком самоуверенна, чтобы это осознать.
Надеюсь, её вчерашний ужин в одиночестве хоть немного прояснил мою позицию.
Отцу прояснил! Он орал в трубку так, что у меня чуть динамики не разорвало.
*****
На борту самолёта Вики нет. И на всё время полёта я проваливаюсь в беспокойный сон. Мне снятся рыжие волосы, разноцветные глаза, зачётные сиськи и… розовые уши.
А Москва встретила меня снегопадом. Кажется, это самый чокнутый февраль на моей памяти.
Из-за обледенения взлётной полосы вылет отложили. Надеюсь, не до весны.
С двойным эспрессо в картонном стаканчике я расположился в зале ожидания и включил телефон, который тут же известил меня о паре десятков пропущенных вызовов. Рекордсмен – Геныч, вот с него и начну…
Не знаю, что заставило меня отодрать взгляд от экрана… Знакомая шуба, однако. Дежавю.
Вика прёт на меня через весь зал, как реактивный бульдозер. Я успеваю подумать, как было бы неплохо, чтобы под её цокающими гусеницами тоже обледенела полоса. Мысль о том, что хорошо бы освободить руки, приходит слишком поздно…
Размашистая крепкая подача по лицу отправляет в полёт мои очки, телефон под ноги, эспрессо – на шубу.
Просторный зал, наполненный пассажирами с обострённым в нервном ожидании слухом, огласил визг раненого животного. На самом деле никто здесь не глумится над животиной – это верещит Вика. Её усиленные акустикой вопли прозвучали одновременно с очередным объявлением. Стоит ли удивляться тому, что никто не поспешил проявить сочувствие истеричной бабёнке.
В другой ситуации я мог бы… наверное… выразить свои соболезнования. Но прямо сейчас сильно горит и без того больная скула, мой кофе использован не по назначению, а любимые очки улетели в неизвестном направлении. Поднимаю с пола мобильник. Он, к счастью, цел. Поэтому я молча и мрачно взираю на возмутительницу общественного порядка, а не пытаюсь перевизжать её.
– Урод! Скотина! – Вика дрыгает всеми конечностями в тщетной попытке стряхнуть ржавую кляксу со своей белоснежной шкурки. – Да ты хоть знаешь, сколько она стоит? Я тебя уничтожу, Ланевский!
– Ну, вот и вся любовь, – я развожу руками. – Чувства захлебнулись двойным эспрессо.
Следующее объявление для пассажиров также тонет в Викином негодующем крике.
– Сынок, – интеллигентного вида немолодая женщина касается моего локтя и смущённо улыбается. – Не мог бы ты чем-нибудь заткнуть рот своей девушке? Я очень боюсь пропустить рейс.
– Да просто ё*ни ей в глаз! Или я могу, – внёс альтернативное предложение бородатый мужик и протянул мне мои очки. – Держи, брат.
– Спасибо, – я кивнул мужику и взглянул на внезапно притихшую горлопанку. – Сам как-нибудь разберусь.
– Только попробуй меня тронуть, – шипит на меня Вика и делает шаг назад.
Я подобрал отвалившуюся челюсть и возмущённо вытаращился на неё.
– Ты че лепишь, Вик? Когда я тебя трогал-то?!
– И зря! – прилетает откуда-то со стороны. Задолбали, советчики.
На лице Вики одна эмоция сменяет другую – тревога, обида, смущение, презрение и злость… Она озирается по сторонам, словно ища поддержки. Но от уставших в ожидании людей фонит враждебностью. У меня тоже херова туча поводов злиться – целый год Вика устраивает мне засады, дезинформирует общих знакомых по поводу наших отношений, организовала едва ли не помолвку, подключив родителей… А теперь вытащила меня за полторы тысячи километров от дома… чтобы что?.. На хрена такие жертвы? Я не представляю, какой следующий финт выкинет эта девчонка, но прямо сейчас чувствую свою вину перед ней. И мне реально жаль напрасно потраченных ею сил, времени, нервов... шубейку её жаль… Виктория будто читает мои мысли – вскидывает вверх подбородок и растягивает губы в хищной улыбке.
– Ты очень сильно пожалеешь об этом, Ланевский, – выплёвывает она и, обведя лютым взглядом окружающих, цедит презрительно: – Тупое стадо!
Затем разворачивается и уносится прочь, по пути чуть не снеся двух охранников, с опозданием спешащих на шум. «Руки, козёл!» – грубо предостерегает она одного из парней, попытавшихся её задержать, и тот мгновенно капитулирует, вскидывая ладони вверх.