– Можем и оттуда продолжить. Кажется, я тогда вёл себя, как грубое животное? Я мог бы это исправить. И клянусь, что больше не покину тебя в самый неподходящий момент.
– Прости! – прижимает ладошку к своим губам. – Прости, я не должна была… Я знаю, что у тебя был болевой шок… что ты тогда чуть не… Прости меня... пожалуйста…
Я не понимаю, что такого в ней… Но это «Прости»… голос… действуют на меня, как летучий афродизиак.
– Ты, наконец, вспомнила, что мы на «ты»… – медленно направляюсь к ней, едва сдерживаясь, чтобы не преодолеть расстояние в один прыжок. – Конечно, я прощу тебя, Эл-ла-а… Если попросишь ещё… И обратишься ко мне по имени.
Она нервно вскидывает руку, касаясь оправы очков, но тут же отдёргивает назад. Отступает на шаг.
– Правильно, малышка, сними эти стёкла. Посмотри на меня своими дьявольскими глазами.
Она делает ещё шаг назад и упирается в стену. Я уже совсем близко и хорошо различаю сквозь тонированные стёкла её расширившиеся глаза. Но не их цвет.
– Только не говори, что боишься меня, Эл-ла, – упираюсь ладонями в стену по обе стороны от девчонки, отрезая ей путь к бегству. – Ты ведь понимаешь, что я не могу тебе сделать ничего плохого, правда?
Не дождавшись ответа, я наклоняюсь к её шее и шумно вдыхаю воздух. Никаких духов – только её тонкий, манящий, крышесносный запах. Какой же слепой мудила!
– Зато я могу сделать очень хорошо… Очень… Я хочу сделать тебе хорошо. Только попроси меня, Эл-ла… По имени попроси.
– Пожалуйста… Евгений Александрович, я сейчас на… на работе, – упирается ладошками мне в грудь.
– Не то говоришь, маленькая, – я перехватываю её ладонь и подношу к своим губам. Целую подушечку каждого пальчика и не отрываю взгляд от её лица. – Сними очки, детка.
Кажется, бедняжка даже не дышит. Зато я дышу… Как бык во время корриды.
– Э-это что здесь происходит?! – голос отца грохочет, как в рупор. – Женя, ты что делаешь, ты оху… Ты с ума сошёл?! А ну-ка… Эй!
Я с болезненным стоном отпускаю тонкие пальцы, провожу носом по розовой щеке и поворачиваюсь к отцу.
– Ох, сынок, а что у тебя с глазом?! Кто это сделал?
– И тебе доброе утро, папа.
– Здравствуйте… – тихо шелестит голос из моих снов.
Так и не позвавший меня по имени…
55 Элла
Рабочий день только начался, а из рук всё валится. И мысли даже близко не соприкасаются с рабочим процессом. Три дня в полном неведении… На сколько ещё хватит моих сил?! Где-то там… Вика, заявляющая на Женьку свои права… А здесь я… глупая и потерянная… Добровольно отказавшаяся от него. Чтобы он достался этой гадине. Не хочу! Ненавижу её!
Как собака на сене. Одинокая, злая, тоскующая собака…
Так хочется громко протяжно завыть…
Дверь в приёмную резко распахивается…
Ой, мамочки!
Папки с документами выскальзывают из моих ослабевших рук, но и бог с ними… Я не в силах отвести взгляд от НЕГО. Большой, как медведь, и красивый…
Мне так трудно справиться с нахлынувшими эмоциями!.. Столько всего пережила, передумала... А Женя... вот он... А я совершенно не знаю, куда девать свои руки, глаза... Обнимаю себя за плечи, силясь не расплакаться от облегчения. Боже, я так люблю его! И мне так страшно...
Я не должна об этом говорить… но могла бы танцевать, крича о своей любви. А имеющий глаза… непременно увидит.
Узнал… Вижу, что узнал…
Под его тяжёлым взглядом одна из слезинок, скопившихся в уголках глаз, предательски срывается.
Никакой надежды, что он не заметил – вон как смотрит. Я поспешно слизываю с губ слезинку. Ох, не надо было так делать! Он резко вздыхает, кажется, всем телом, отчего становится ещё шире и выше ростом, и выдаёт какой-то непонятный звук. Затем откашливается… Что? Тоже волнуется? Я могла бы поверить, будь я в образе Геллы…
– Что случилось, Элла? Вас кто-то обидел?
Я улыбаюсь и машу головой – нет, конечно, нет. Я просто очень скучала. И он тоже начинает улыбаться, а глаза… Глаза, как у дикого зверя, – опасные и голодные. Как будто… я нравлюсь ему… вот такой…
– Можешь снять свои очки? – просьба слишком неожиданная и почему-то обидная.
К счастью, у меня хватает ума не озвучивать свою мысль. Ну хватит уже деградировать! «Полюби меня такой, какая есть» здесь однозначно не случится. Не нравится ему серенькая Милашка – оно и понятно. Никто, кроме Инессы, на это и не рассчитывал.
– Разве мы перешли на «ты», Евгений Александрович?