Безобразная Эльза

– Мугу… Вот здесь сидит твоё главное светило! – Инесса тычет пальцем мне в живот. – Ясно тебе? А этот твой… пусть ещё поборется за право освещать своим детородным светильником твою прекрасную вселенную. Правильно я говорю, Жоржик?

Ответа не последовало, и мы обе обернулись на оглохшего грека. Но тот даже ухом не повёл. Сложив ладони биноклем, Жоржик напряжённо вглядывается в тёмное окно, за которым…

Мы только сейчас обратили внимание на многоголосые вопли с улицы, которые не смогла заглушить даже качественная шумоизоляция стеклопакета. И сквозь общий гвалт пробился мощный, как паровозный гудок, и до боли знакомый бас: «Элла-а-а! Элла-а, выходи-и!»

Сердце забилось пойманной птахой, губы сами поползли в улыбке, а слёзы, тоже сами, прочертили две новые дорожки по моим щекам.

– Боги! Это кто, твой Жентер? – Инесса вытаращила на меня круглые глаза.

– Нет, это Гена... – я смеюсь и всхлипываю одновременно.

– Гена? – Инесса прищурилась. – А это, случайно, не тот придурок, который тебе это чудище подарил?

И она пнула ногой крокодила, занявшего половину моей комнаты.

– Ага! – я радостно кивнула и метнулась к окну, но Инесса схватила меня за руку:

– Стой, балда, дай хоть свет выключу! Или ты хочешь в окне рядышком с полуголым Жоржиком появиться?

– Ой... я и не подумала...

– Оно и понятно – чем тебе?.. – Инесса щелкнула выключателем, и мы втроём приклеились к окну.

А там...

– Ба-атюшки! – пропела Инесса.

– Ой, мамочки! – я прижала ладони к пылающим щекам.

– Ыыы!.. – поддержал нас Жоржик.

101

Даже ночью в центре города никогда не бывает абсолютно тихо. Этой же ночью в нашем доме спят только глухие. Инесса приоткрывает окно, и вместе с прохладным влажным воздухом в комнату врывается сумасшедшая какофония звуков. Вслед за рычащим басом Гены вступает дружный хор группы поддержки: «Элла, выходи! Элла, выходи! Элла, выходи!» Это скандируют полтора десятка не очень трезвых парней и девушек. У всех в руках светящиеся воздушные шарики и, кажется, что молодёжи внизу всё это очень нравится. В отличие от жильцов дома, чьи окна, по несчастью, обращены на центральную улицу.

Они, жильцы, тоже не молчат – на множество разных голосов…

Самые популярные выкрики соседей – это призыв полиции, милиции, ОМОНа и… знакомых бандитов. Угрозы разобраться самолично тоже звучат со всех сторон. Тут уж изощряются – кто во что горазд!.. Мне обидно за Гену и очень неприятно, что ему приходится принимать столько злых шишек на свою голову. Да и на другие части тела… Хорошо хоть бьют пока словесно. Но, к чести Гены, он будто и не слышит негатива в свой адрес и с упоением выполняет свою благородную миссию. А я, растроганная, продолжаю улыбаться, вытирать слёзы и шмыгать носом. Всё это так мило и волнительно!

Гена расположился далеко от наших окон, явно не зная, где меня искать. Но с пятого этажа у нас неплохой обзор. В руках благородного посла букет белых цветов. Я не могу разобрать, каких именно, но разве это имеет значение, когда он горланит своим трубным голосищем: «Элла, Жека тебя любит!» А хор дружественных голосов подхватывает и разносит по всей округе: «Любит! Любит!..» От радости у меня кружится голова, и сквозь пелену слёз надпись из огоньков, выложенных на тротуаре, сливается в огненные узоры.

Зато я отлично различаю большое пылающее сердце. Его дрожащие контуры то тут, то там исчезают, задуваемые ветром, и мне начинает казаться, что оно погаснет… Но тут же кто-то из ребят заново зажигает свечи в круглых чашах, и сердце, пронзённое неровной огненной стрелой, вспыхивает с новой силой.

Частично стёртую надпись тоже обновляют, чиркнув зажигалками, и теперь я могу прочитать: «Э + Ж =», а ниже пламенное сердце.

– Детский сад! – фыркает Инесса, но меня не обманешь – по голосу я слышу, что она довольна.

– Вы видели, что там написано? – шепчу взволнованно, потому что мой голос внезапно сел.

– Же! Пф-ф!.. – с презрением отзывается она. – Приличного человека на «Ж» не назовут.

Я взглянула на Жору, а тот покосился на свою любимую женщину и озадаченно поскрёб затылок.

– Неправда! На «Ж» все имена красивые! – встаю на защиту всех Же. – А у моего Женьки самое замечательное имя!

– Ага, а друга его, говоришь, Геннадием кличут… Что-то его голос мне подозрительно знаком… – задумчиво отвечает Инесса. – А ты, кстати, фамилию его знаешь?

– Нет… Откуда?

Между тем, жильцы дома, которых Гена продолжает игнорировать, стали ругаться между собой. Оказывается, нашлись и болельщики за любовь, которые принялись яростно и нецензурно ломать убеждения своих неромантичных соседей.

– Ну, готовься, Элка, завтра проснёшься звездой! – пугает Инесса. – Я, кстати, не понимаю, куда полиция подевалась, они же на площади каждую ночь дежурят. Или они нарочно не слышат?

– Да Вы что! Какая полиция? – я рванулась от окна к шкафу. – Я пошла на улицу.

– Никуда ты не пошла! А ну, стоять! – гаркнула Инесса. – Я же не призываю ментов, я просто не понимаю, где они. Сейчас мы Жоржика отгоним от окна и свет включим. А ты пока надень свитер и шапку.

– И валенки! – огрызаюсь я, но свитер всё же натягиваю.