Безобразная Эльза

– А кто же о вас, дурнях, ещё позаботится? Один с вахты еле живой приполз, и как только не отморозил себе всё. Зато дома его ждали тёплые слоники и целый холодильник деликатесов, между прочим! – Геныч отвесил Максу любовный подзатыльник, отчего тот едва не ткнулся носом в тарелку. – А ты, Кирыч, вообще как неродной. Страна дикобразов и кенгуру тебе явно не на пользу пошла. Истрепали вас злые чужбины, други мои.

Геныч затылочным зрением улавливает летящую от Макса ответку и, не поворачиваясь, ловко перехватывает его руку.

– Куда суёшься, недоросль, оторву ведь – чем дрочить станешь? Бабёнку-то мы тебе ещё не нашли.

Я наблюдаю за Кирюхой уже два часа, но только сейчас он, наконец, окончательно расслабился и развеселился, а мне стало намного спокойнее. Кир – мой двоюродный брат по отцовской линии, и старше меня на два года. Дружим мы с детства, и из нашей четвёрки он всегда был самый башковитый и серьёзный. И пока я покорял все самые отвязные тусовки нашего города, брат, мастер спорта по альпинизму, брал реально серьёзные вершины, а уже в двадцать два года открыл собственный центр скалолазания. Не без помощи своего отца, конечно, но это дело третье… Ещё пару лет – и Кирыч справился бы самостоятельно.  

Но три года назад он неожиданно бросил всё и сорвался за своей девчонкой в Австралию. Сначала созванивались часто, и Кир был очень доволен и работой, и личной жизнью, и всем континентом в целом. А за последний год лишь два звонка – поздравления с днюхой и с Новым годом. И вот мой брат вернулся – похудевший и осунувшийся, молчаливый и злой.

– Так что и тебе, Кирюха, поможем с адаптацией. Найдём боевую подругу с большой территорией любви, – не унимается Геныч.

– Спасибо, брат, но я – пас.

– Да кого ты там пас, в своей Кенгуряндии – утконосов? Вот оно – пастбище, оглянись! Угу-хух! – Геныч потряс гигантскими ладонями вслед проплывающим мимо девчонкам. – Видал, какие тёлочки пасутся? Наши родимые – русские! И мы пришли сюда аморально отдохнуть.

Кир, уже отвыкший от несмолкающего Геныча, выглядит слегка очумевшим, но всё же довольным.

– Жек, а тебе наш заботливый свах уже нашёл истинную пару? Или ты с Викой?

Глядя, что Геныч уже распахнул рот, я кивнул на него:

– Отвечает свах.

– Ты, Кирюха, на Жеку не равняйся, у него особо тяжёлый случай – он давно и безнадёжно залип на огнедышащую дракониху французских и ещё хер знает каких кровей. Но там вообще без вариантов… Такая мадам – табун на скаку остановит и яйца коням оторвёт. Куда уж там Жеке-одночлену тягаться. А он и Вику из-за неё бросил и теперь сидит, как гордый орёл, в своём одиноком гнезде и онанирует потихонечку. А сегодня только решил разговеться – и то обломали.

Я слушаю вполуха и скольжу взглядом по высокому подиуму, где вокруг шестов извиваются четыре девахи. Не то... Впрочем, я уже не надеюсь, но по привычке продолжаю ощупывать взглядом девчонок. Тело своей неуловимой сирены я узнаю из сотни, будь она блондинкой, брюнеткой или вовсе лысой. Даже если молчать будет. Почему-то я был уверен, что запомнил хорошо её голос, но сегодня оказался немало удивлён, если не сказать – прих*ел, когда услышал знакомый тембр. И от кого?! Бледное бесформенное недоразумение... Иногда природа умеет странно подшутить. А хотя... Должно же в человеке быть хоть что-то прекрасное. Сегодняшней «милашке» – как её там звали? – достался удивительный голос, от которого у меня, кажется, даже рост щетины ускорился. И всё же – почему ей?

Геныч увлёк Кира и Макса своими байками, но, уловив непорядок, я бесцеремонно нарушаю весёлый повествовательный процесс:

– Да задрал ты уже, Геныч! Не мулатка она, понял? Диана – креолка! 

– Жек, какая разница? Ну пусть она не из Африки, зато для её создания три континента пере*блись! А ты-то что дергаешься? Твои дети, один хер, будут синеглазыми херувимчиками и не станут плеваться огнём.

– Да пошёл ты!

Я разворачиваюсь к залу и...

– О, не-эт!

Этим вечером, несмотря на азарт Геныча, нам пока удавалось избежать женского общества, но это – особый случай. Парни реагируют на мой возглас и, как по команде, поворачивают головы в сторону надвигающейся на нас беды.

– Е*ать-колотить! – даже Геныч озадачился.

– Это кто? – без особого энтузиазма интересуется Кирыч.

– О-о! Это Машка, что ли? – оживился Макс и присвистнул. – Ни хрена себе! Её не узнать!

– Ты даже не представляешь, насколько, Максимушка, – почти искренне сокрушается Геныч. – Это уже не та прилежная отличница Машенька, по которой ты вздыхал в пятом классе и которой мечтал присунуть – в десятом. Эту Машу пальцем не испортишь.