Сейчас мне просто необходимы ещё несколько минут одиночества, прежде чем я попаду на допрос к Инессе. Триста метров пешком – как раз то, что нужно, чтобы отрепетировать естественную улыбку. Автомобиль притормаживает как раз в тот момент, когда смолкают волшебные звуки саксофона.
– Спасибо тебе за всё и... – Первые же аккорды клавиш заставляют меня замолчать... и перестать дышать...
– А это... – решила просветить меня Аика, от которой не укрылась моя реакция.
– «История любви», – шепчу и прикрываю глаза, когда начинает звучать саксофон...
Слёзы выскальзывают сквозь сомкнутые веки и обжигают щёки. Все мои мышцы напряжены, а во рту пересыхает и становится отвратительно сладко. Внутри всё горит, а зубы стучат от холода. Я должна идти, но не могу, просто не в силах прервать эту пытку. Пленительная и безжалостная магия музыки крушит моё хрупкое самообладание, пронзает тающие щиты и больно жалит измученное сердце.
Это плачет история МОЕЙ любви... И синие любимые глаза снова смотрят на меня... Шальные и манящие, они смотрят так, словно восхищаются, как будто ласкают... Как если бы эти глаза любили... А ЕГО губы шепчут только моё имя – снова и снова… И руки гладят бережно и нежно, и его кожа пылает от моих прикосновений... И я плачу от переполняющего меня счастья, которое дарят его объятия. И жарко, страстно молюсь, чтобы продлить эти ощущения... И лихорадочно боюсь отпустить их.
И так невыносимо чувство потери, звенящее в унисон с финальными звуками колдовской мелодии.
Тихо и пусто. Я не хочу и боюсь услышать очередную композицию, не желаю разрушать эту губительную горько-сладкую магию. Открываю глаза и понимаю, что Аика убрала звук. Устремив свой взгляд в мокрое от дождя окно, она терпеливо ждёт, когда случайная пассажирка покинет салон и исчезнет из её жизни. У этой девочки удивительный дар – слышать, когда необходима её помощь и чувствовать, когда нужно просто молчать.
Никто из нас не нарушил молчания, когда, осторожно открыв дверцу, я вышла в дождливую ночь.
Запрокинув голову, я молча вою в чёрное небо... И оно плачет по мне, жаля лицо холодными колючими слезами.
45
Белый кроссовер Виктора я узнала сразу, подойдя к воротам, отгораживающим наш двор. Говорить совсем не хочется, и я бы, может, и спряталась в темноте, но мне необходимо расспросить о ребятах. Остановилась, пропуская машину, и Витюша меня узнал. Стекло с пассажирской стороны поползло вниз.
– Элка, ты как здесь?! Что-то случилось? Ты ко мне?
– Охренеть! – в сто первый раз восклицает Виктор, шумно удивляясь тому, что мы с ним почти два месяца живём в одном доме, а он только сейчас об этом узнал. – Ну ты и партизанка! И как не пересеклись-то ни разу, а?! А хотя чему удивляться – я и дома-то практически не бываю. Можно сказать, живу на работе. Дашка уже давно грозится меня выгнать.
Я почти искренне сочувствую нелёгкой семейной ситуации Витюши, но мечтаю спросить о другом. А он сегодня в ударе – рот не закрывается. В какой-то момент я вдруг понимаю, в чём дело.
– Вить, ты пьяный, что ли? А как же… Ты ведь за рулём!
– Знаешь, Эл, а ведь у меня нервы ни хера не стальные! – внезапно сменил он милость на гнев.
– Что случилось? – сердце замирает... Я думала, что тревожнее уже не может быть. – Это из-за драки? У ребят неприятности?
– У кого? У мажоров этих? – Виктор сплюнул в сердцах. – Да какие у них могут быть неприятности?! По мне – пусть хоть поубивают друг друга, лишь бы не в моём клубе! А так, что им сделается – подрались да расползлись. Парни из нашего отдела подъехали, жалом поводили и парочку недобитых упырей прихватили для отчётности. Ой, да не таращи глаза, левых каких-то замели. Ночку повялятся в обезьяннике – и по домам. У меня, Элка, другой головняк – просто за*бало всё! Веришь?
– Да, – отвечаю почти с облегчением и оглядываюсь на свой подъезд.
За время пребывания под дождём я промокла и продрогла насквозь, да и Виктор оказался гораздо пьянее, чем мне показалось вначале. Никогда его таким не видела.
– Да-а! – передразнивает меня он, а я теряюсь и просто не понимаю, как реагировать. – Думаешь, я не знаю, из-за кого ты так дёргаешься? Нашла о ком страдать! Что ж вы, девки, дуры такие?! К нему же бабы косяком прут на х*й! И дальше переть будут! А ты, дурочка, будешь на это смотреть и слезами захлёбываться.
– Я не буду, Вить, – бормочу обречённо.
Буду… Конечно, буду. Я уже очень давно захлёбываюсь!.. Наверное, это мой пожизненный приговор.
– Ой, да будешь, конечно, – вторит моим мыслям Витя, – вы же не слушаете никого! Под носом не замечаете нормальных мужиков! Зато вот по таким плохишам слюни пускаете! Красивый, богатый…