Безобразный Ренессанс. Секс, жестокость, разврат в век красоты

Юность Федерико провел при дворе Гонзага в Мантуе.³⁹ Именно там ему привили любовь к искусству и архитектуре. Подражая Козимо де Медичи, он стремился к «великолепию» и тратил огромные деньги на всевозможные формы меценатства. В 1464 г. он заказал архитектору из Далмации Лючиано Лауране (позже его сменил Франческо ди Джорджо Мартини) полную перестройку Палаццо Дукале, благодаря чему в городе появился один из самых ярких и впечатляющих дворцов эпохи Ренессанса.⁴⁰ Невообразимо роскошная новая резиденция Федерико была заполнена работами лучших художников того времени. Сам герцог был щедрым меценатом. Его покровительством пользовались такие художники, как Пьеро делла Франческа, Паоло Уччелло, Юстус ван Гент и Педро Берругете. Двор Федерико был настолько блестящим, что впоследствии апостольский секретарь Паоло Кортези (1465–1510) назвал его одним из двух величайших покровителей искусств своего времени (вторым был Козимо де Медичи).⁴¹

Но в то же время портрет Берругете явно показывает нам и совершенно иную сторону характера Федерико да Монтефельтро. Как и на всех остальных сохранившихся изображениях кондотьера, на этом портрете Федерико изображен в профиль. Мы видим лишь левую сторону его лица, но бросается в глаза странно искривленный нос. В юности Федерико был тяжело ранен на турнире. Он лишился правого глаза, а на лице остался огромный, ужасный шрам. Поскольку потеря глаза сильно сузила поле зрения, Федерико боялся, что его могут застать врасплох. Он заставил хирургов удалить ему переносицу. Хотя он тщательно следил за тем, чтобы его изображали только с этой стороны, но ему не удавалось скрывать те черты характера, которые выдавали его шрамы. Несмотря на несомненную смелость, совершенно очевидно, что он обладал характером импульсивным и жестоким до крайности. Странный шаг, на который он пошел, чтобы никто не воспользовался его слабостью и не застал его врасплох, граничит с параноей, но в то же время говорит о безжалостном характере человека, для которого заговоры и убийства были естественной частью жизни.

Федерико не был уникальным. Хотя кондотьеры XV в. были более успешными командирами и более внимательными меценатами, в других отношениях они были гораздо хуже кондотьеров XIV в. Не будет преувеличением сказать, что их страсть к искусству росла прямо пропорционально их чудовищной жестокости.

Упрочившиеся интересы, долгосрочные контракты и получение поместий неизбежно политизировало кондотьеров, которые переставали быть просто командирами наемников. Восхваления и вознаграждения, получаемые кондотьерами, отнюдь не способствовали упрочению связей с «заказчиками». Напротив, кондотьеры XV в. превратились в независимую политическую силу. Хотя некоторые, как, например, Бартоломео Коллеони заслужили репутацию людей верных и преданных, большая часть кондотьеров прекрасно поняла, что может участвовать в большой игре итальянской политике и извлечь из нее серьезные выгоды для себя. В аналогичном положении наемники оказывались и раньше (одним из самых печально известных примеров может служить Каструччо Кастракани, signore Лукки). Но они по большей части были изгнанниками или иностранцами, а это означало, что возможности независимой политической деятельности у них были ограничены. А с XV в. такие действия постепенно стали считаться нормой.

И это способствовало проявлению худших качеств во многих кондотьерах. Хотя они никогда полностью не отказывались от привычных грабежей и насилия, некоторые, как, например, Федерико да Монтефельтро, остро осознавали степень своего влияния и пользовались им без угрызений совести. Даже лучшие из них не стеснялись шантажировать своих «заказчиков», добиваясь повышения вознаграждения. Об этом с горечью писал канцлер Флоренции, Леонардо Бруни, в книге «О военном деле» (De militia) (1421).⁴² В следующем веке Никколо Макиавелли так писал в «Государе»: