Безобразный Ренессанс. Секс, жестокость, разврат в век красоты

Хотя внешне шествие волхвов напоминало впечатляющие процессии, которые во Флоренции проходили в день Крещения, художник вне сомнения использовал библейскую историю для прославления богатства и власти Медичи.⁵ Каждый персонаж на фресках Гоццоли был портретом одного из членов совета Флоренции, который в 1439 г. собирался в попытке примирить Восточную и Западную Церкви. Главные роли отводились членам семейства Медичи.

На южной стене был изображен бывший византийский император Иоанн VIII Палеолог. Одетый в роскошные восточные одеяния и увенчанный тюрбаном он изображал Валтасара. На западной стене в виде Мельхиора художник изобразил патриарха Константинополя Иосифа II. Мельхиор с длинной белой бородой был изображен верхом на осле. На восточной стене располагалась еще незаконченная главная сцена. Третьего и самого юного из волхвов Каспара художник изобразил в виде красивого юноши в великолепной золотой мантии. Это было идеализированное изображение внука Козимо, Лоренцо Великолепного – тогда он был еще 10-летним мальчиком. А за ним художник изобразил самого Козимо в сопровождении сына Пьеро – «подагрика» – и свиты экзотических слуг. В толпе фигур позади Козимо Галеаццо Мария наверняка разглядел бы прелатов, в том числе Исидора Киевского и кардинала Энея Сильвия Пикколомини (впоследствии папы Пия II), а также знаменитых ученых – греков Аргиропулоса и Георгиоса Гемистуса Плетона. В свите Гоццоли изобразил и художников, в том числе и себя самого. В крайней левой части находились две незаконченные фигуры, но по одним лишь лошадям было понятно, что это будут портреты влиятельных аристократов. В одном уже можно было узнать Сиджисмондо Пандольфо Малатесту, владетеля Римини, а вторым вскоре должен был стать сам Галеаццо Мария.

Это был великолепный ход. Хотя меценатов часто изображали, как «участников или свидетелей священных драм»⁶, «Шествие волхвов в Вифлеем» уникально тем, что библейский сюжет оказался наполненнным символами светских ритуалов и превращен в средство удовлетворения гордыни Медичи. «Никогда прежде вся семья не была еще включена в священную историю».⁷ И вскоре после этого другие семьи тоже стали также явственно использовать искусство для подкрепления своей уверенности и честолюбия.

Восхождение мецената

Присмотревшись к фрескам Гоццоли, Галеаццо Мария Сфорца не мог не признать, что в лице Козимо де Медичи он встретил человека высокой культуры и утонченности. Он обладал хорошим вкусом, чтобы заказать поистине потрясающие фрески одному из самых блестящих художников Флоренции. И в то же время он решил изобразить себя в обществе самых ярких умов своего времени. Несомненно, Козимо де Медичи был очень глубоким и утонченным человеком. Не стоило и сомневаться, что такому человеку любой доверил бы и деньги, и политическую власть.

Именно на такой вывод Козимо и рассчитывал. Он долго и упорно создавал такой образ. Сделав огромное состояние в банковском деле, он находил невыразимое наслаждение в познании искусств и общении с лучшими художниками своего времени. Он заказал Микелоццо реконструкцию дворца Медичи-Риккарди. Он энергично покровительствовал самым талантливым художникам эпохи. На него работали Донателло, Брунеллески, Фра Анжелико и Фра Филиппо Липпи. В семейном дворце постоянно велись оживленные дебаты на самые разные художественные и интеллектуальные темы. Козимо всегда с радостью приветствовал новые таланты. Он дружил с теми, кто обладал явными способностями, давал им новые заказы и обсуждал эскизы и наброски будущих проектов.

Козимо стремился создать себе репутацию не просто покровителя, но просвещенного ценителя и знатока. На его огромные деньги художники, поэты и музыканты соревновались друг с другом в восхвалении его знаний в самых возвышенных словах. Поскольку им было прекрасно известно, кем хочет видеть себя Козимо, они не ограничивались одной лишь культурной утонченностью, но восхваляли и его общественные добродетели. Вот как говорил его близкий друг, книгопродавец Веспасиано де Бистиччи: