Когда они были маленькими, день спорта был местным праздником. Дети с родителями занимали места в тени и устраивались на пикник на школьном стадионе. В такой день большинство учеников обедало с семьями, но не все, – четверо-пятеро ребят ели свой обед или булку в кабинете сами по себе. Юнхи тоже была в их числе. Это ее не расстраивало, и одинокой она себя не чувствовала. Даже если бы она задалась вопросом, какие чувства тогда испытывала, ответить бы не удалось. Потому что никаких чувств она не испытывала. Она просто ела имеющийся обед в имеющихся обстоятельствах. Мама всегда извинялась за то, что не сможет прийти, но Юнхи и сама хорошо понимала, что в их ситуации по-другому быть не могло.
Когда она перешла в пятый класс, Чухи поступила в ту же школу. Мама вручила Юнхи две коробки с едой и велела найти Чухи и пообедать с ней вместе. Той осенью в день спорта было по-летнему жарко, и Юнхи вся вспотела, пока искала сестру. Обыскивая каждый уголок на пыльном школьном дворе, она дошла до места, где собрались родители первоклассников. Чухи была там.
Чухи в белом спортивном костюме и с белым напульсником на руке стояла на коврике для пикника среди сидевших вокруг нее родителей и пела. Она пела песню группы Roo’Ra и даже с простодушным видом пританцовывала. Взрослые хлопали и смеялись, а Юнхи почему-то стало невыносимо стыдно. Перед родителями стояла пластиковая бутылка с макколли. Они выпивали и веселились. Когда Чухи закончила песню, одна из женщин сунула в ладонь Чухи бумажку в тысячу вон.
– На, возьми и спой еще одну.
– Да, спой еще! – захохотали остальные.
Юнхи прошла на середину коврика и схватила Чухи за руку, в которой была купюра. Чухи стала сопротивляться и присела, свернувшись в комок. Юнхи с силой сжала ладонь Чухи, расцепила пальцы и отобрала деньги. Похоже, даже это зрелище показалось взрослым забавным, потому что они продолжали смеяться.
– Это мои деньги! – закричала Чухи с полными слез глазами.
Юнхи бросила купюру в сторону взрослых и выволокла Чухи.
– Почему нельзя? – рыдала Чухи, но все равно послушно плелась за Юнхи.
– Тебе мама говорила подождать меня и поесть вместе? Говорила или нет? – единственное, что Юнхи смогла тогда сказать.
Она сама не понимала, почему так разозлилась на Чухи, почему внутри нее все кипело, и просто повторяла эти слова.
Они пришли в класс Юнхи и достали коробочки с обедом. Внутри были жареное кимчи, кусочки колбасы в кляре и огуречный салат.
– Я тоже хочу кимпап! – Поглядывая на Юнхи, Чухи тыкала вилкой кусок колбасы. – Все остальные едят рамён и кимпап! А некоторые вообще жареную курицу, – тихо проворчала она, уже не поднимая глаз на Юнхи.
– Тогда не ешь! Иди обратно к тем взрослым! Ешь их еду! – закричала Юнхи, вскочив со стула.
Только тогда перемазанная слезами и соплями Чухи приступила к еде. По пути домой после соревнований Юнхи не сказала сестре ни слова.
– Юнхи! Ну Юнхи! – Чухи плелась на шаг позади.
Перед сном, когда Юнхи лежала к ней спиной, Чухи сказала:
– Я поступила плохо.
Юнхи не ответила.
– Прости! Ты завтра со мной поиграешь, да? А? – просила Чухи.
Юнхи не отвечала. В такие моменты Чухи превращалась в обузу. Сестра ходила за ней хвостом и не отставала, даже когда Юнхи хотела играть со своими сверстницами или старшими девочками. Только бросая взгляд на прошлое, Юнхи понимала, что сестра была ее самой близкой подругой.
Цветная пружинка «андамания» спускалась вниз по лестнице ступенька за ступенькой. С помощью трубочки из «магического клея» выдувался шар. Из любимой дудочки брызгали слюни, а вырезанные из бумаги куколки надевали свои платья и отправлялись на балы. Забытая во рту перед сном жвачка обязательно оказывалась в волосах, и приходилось выстригать их клочками, а двойное эскимо за сто вон никогда не разламывалось поровну. Когда шел дождь, можно было ходить по лужам, а если выпадал снег – с восторженными криками бежать на улицу.
В каждый из этих моментов Чухи была рядом.
Юнхи подумала, что в детстве время имеет совсем другую плотность. Первые десять лет жизни отличаются от последующих десяти как существование в разных телах. Насколько бы мы ни были далеки друг от друга теперь, мы будем до конца дней связаны с теми, с кем жили, кого любили в те годы. Даже если наши жизни пошли совсем разными путями.
Сколько бы мы ни пели, ни катались на качелях, ни сочиняли истории, погрузившись в фантазии, ни ставили сценки, играя роль и сценариста, и режиссера, и актера, сколько бы раз ни бегали до самой далекой улицы, до которой нам разрешалось ходить, эти бесконечно скучные дни никак не кончались, но тот огромный, пустой, бестолковый период связал нас навсегда, просто потому, что мы провели его вместе.
Юнхи спокойно смотрела на Чухи.
– Давай спать. Пока я тут чепуху несла, уже перевалило за полночь.