Безопасный для меня человек

Мама работала горничной в отеле. «Она у вас одна ста человек стоит!» – хвалили ее коллеги. Она была высокой и крепкой. Говорили, что с работой, которую остальные выполняли по двое, она легко и без особых усилий управлялась в одиночку. Но если вспомнить, то не все в этих словах было правдой, ведь в выходные мама спала мертвым сном. Юнхи считала, что и каждодневное пьянство было ее собственным способом смывать усталость.

Чухи вернулась домой только к десяти вечера. Она сняла обувь и неловко улыбнулась Юнхи, когда та вышла встретить ее в коридор. Они прошли в зал и сели на пол.

– Прямо как раньше, – заметила Чухи.

– Точно.

– Нормально устроилась? Дом, конечно, маленький…

– Я не нашла у тебя алкоголя, поэтому сходила и купила.

– А…

– Выпьем?

– Я ведь больше не пью. Уже почти год как. Но ты пей, принести стакан?

– Понятно. Нет, я тогда тоже не буду.

Чухи сходила в комнату переодеться.

– Знаешь, раз ты все-таки приехала, давай по чуть-чуть.

Они разложили стол, достали на закуску мясо, сушеную морскую капусту и сели лицом к лицу. О чем говорить, было непонятно, поэтому они просто присматривались друг к другу.

Было время, когда они ненавидели друг друга так сильно, что перестали разговаривать. После смерти их матери тогда не прошло и года.

Юнхи только стала студенткой, а Чухи перешла в третий класс средней школы. Юнхи считала, что сестра пошла по наклонной уже тогда. Она часто прогуливала и сбегала с уроков, успела попробовать и алкоголь, и сигареты. Фотографии, на которых она обжималась с мальчиками в баре, гуляли по классу и в конце концов попали на стол к учителю. Юнхи пришлось идти в школу и, склонив голову, просить за сестру у учителей, так хорошо в свое время относившихся к ней самой. Юнхи оставалось только благодарить их, когда сестру отстранили от занятий всего на неделю и наказали уборкой кабинетов.

Мимо школьных ворот тянулась вишневая аллея. Чухи шагала по ней так беззаботно, словно отстранение от уроков ее совсем не волновало. Казалось, она пыталась продемонстрировать всем своим видом: «Смори, мне плевать!» Задрав голову, она любовалась цветущими деревьями и улыбалась. Юнхи смотрела на вихлявшую по дороге Чухи, на ее короткую юбку, на носки с уточками, шлепанцы с тремя полосками, и чувствовала полное бессилие.

Она ни на секунду не понимала сестру. Как можно так запросто пропускать школу? Как она собирается сдавать экзамены, если совсем не учится? Как можно шататься с бестолковыми ребятами и приходить домой после полуночи? Какого будущего она желает, если ведет себя так? Ни крики, ни уговоры не помогали – Чухи не пронимало ничего.

Дома она включила музыкальный канал на полную мощность и устроилась перед телевизором.

– Тебе что, все равно?

Чухи не отреагировала. Она делала вид, что не слышит, и смотрела в экран, подперев подбородок ладонью.

Юнхи схватила первое, что попалось ей под руку, и швырнула в сестру. В Чухи полетел рюкзак, чужая видеокассета, подставка для карандашей из папье-маше, которую она сделала в младшей школе, тапки, папка для бумаг. Чухи не уворачивалась. Прикрыв голову руками, она плакала, пока в нее летели вещи.

С того дня они не разговаривали почти год, хотя они жили вдвоем. Если нужно было передать что-то срочное, они писали записки и оставляли их на кухонном столе, а когда пересекались дома, просто делали вид, что не замечают друг друга.

Перейдя в старшие классы, Чухи немного утихомирилась. Девочка, которая не могла жить без гулянок, теперь включала музыку и целыми днями сидела в своей комнате. Два раза в неделю она подрабатывала в вечернюю смену в японской закусочной. Насмешливость и неприязнь по отношению к Юнхи со временем тоже утихли. В тот период они снова стали разговаривать, но близости, которая бывает у других сестер, между ними так и не появилось.

После окончания школы Чухи устроилась в магазин косметики в торговом центре. Примерно тогда же Юнхи поступила в магистратуру, а хозяин дома решил значительно поднять арендную плату. До института Юнхи дорога от дома, в котором они когда-то жили втроем с мамой, занимала два часа, а до работы Чухи – полтора. Юнхи решила, что лучше просто забрать залог и каждой снять свое жилье, а Чухи ее поддержала.

Осенью, когда Юнхи было двадцать три, а Чухи девятнадцать, они выехали из дома, в котором провели детство. Тогда они еще не понимали, что с окончанием совместной жизни исчез и последний предлог поддерживать отношения. Как только между ними оборвалась последняя формальная связь, сестры стали совсем безразличны к жизням друг друга. Теперь все их общение ограничилось встречами в годовщину смерти матери и короткими поздравления с днем рождения.

– У тебя тут тихо, – после долгого молчания заговорила Юнхи.

– Правда ведь? Прямо перед домом большая дорога, но этот переулок спокойный. Мне все в этой квартире нравится, кроме того, что окна выходят на север. Хотя все равно днем меня дома не бывает.

– Устаешь на работе?

– Она того стоит. И по сравнению с воспитанием ребенка работать не так уж сложно.

– Страховку тебе обеспечивают?

Чухи засмеялась, будто услышала шутку.