Только общих воспоминаний, в которых отсутствовала бы Чинхи, у них не было. Совместного прошлого Мичжу и Чуны просто не существовало, потому что их «мы» всегда подразумевало Чинхи. Своим изменившимся выражением лица и манерой речи Чуна, казалось, хотела доказать, что она при Чинхи и она сейчас – разные люди. Глядя на ее усилия, Мичжу закусывала губу: «Значит, искренними мы быть не можем. Не можем открыться друг другу и довериться». Мичжу понимала это, но все равно цеплялась за Чуну, потому что просто не могла иначе. Она отчаянно хваталась за эти встречи, несмотря на то, что они причиняли ей боль.
Как-то раз, примерно через полгода такого общения, Мичжу случайно встретила Чуну на детской площадке между их домами. Хотя от детской площадки в ней было только название. Находилась она в закутке, каруселей почти не было, а те, что были, сломались – из четырех подвесных качелей только одни были в порядке, шины под качелями-балансирами еле-еле торчали из земли, а двух деревянных лошадок будто кто-то заколотил в асфальт. Там, на прогнившей скамейке, сидела Чуна. Стоял январь, но она была в ветровке и спортивных штанах. «Эй, Ким Мичжу!» – крикнула Чуна и помахала, когда их взгляды встретились. Судя по влажным волосам, она только что приняла душ. Мичжу подумала, что в таком виде Чуна похожа на себя в семнадцать.
От нее пахло алкоголем. Как только Мичжу села рядом, Чуна крепко схватила ее руки. Ее лицо исказилось в странной улыбке.
– Ким Мичжу, ты…
Она больно сжимала руки Мичжу. Чуна была пьянее, чем казалось. Мичжу отстранилась и попыталась высвободиться.
– Отпусти, потом говори.
Чуна ослабила хватку и посмотрела Мичжу в глаза. Вероятно, не так давно она ездила на учения: ее щеки загорели, а нос облез до красноты. Ее лицо теперь выглядело как раньше, будто с него спала украшавшая его маска. «Да, вот это ты», – подумала Мичжу. Она скучала по этому лицу, но, когда наконец оказалась перед ним, ей стало страшно.
– Так ты пошла в военные, – вырвалось у нее.
– Когда я поступала в военную академию, тебе было все равно.
– Ты ведь сама меня избегала! – тоска, которую она старалась запрятать подальше, прорвалась наружу обидой.
Мичжу услышала громкий стук своего сердца.
– Я не хотела тебя видеть. Твое лицо, – пристально глядя на Мичжу, произнесла Чуна.
На глаза навернулись слезы, но Мичжу не хотела терпеть поражение и пыталась подобрать слова, которые могли сделать больно Чуне.
– Еще бы, ведь только я знала, что ты сказала Чинхи, – на самом деле у нее были и другие мысли.
– А что я сказала? Что?
– Ты и сама знаешь, – Мичжу никогда не думала, что произнесет это.
Слова Чуны о том, что она не хотела ее видеть, разбили сердце Мичжу на осколки, которые теперь торчали наружу острыми краями.
– Ага. Знаю. Ты винишь меня. Типа, она умерла из-за меня, да? Так скажи прямо, что так смотришь? Твой взгляд… Знаешь, как дерьмово мне было от твоего взгляда?
– Я никогда не считала, что только ты виновата. Это наша, наша вина! Поэтому я хотела открыто поговорить с тобой.
– И что, хотела обняться и порыдать? Наша вина? Да она из-за тебя умерла! Ну ты и стерва!
– Не бросайся такими словами. Не говори так, будто я какой-то мусор, ты… Я…
– Ты знаешь, с каким лицом ты смотрела тогда на нее? С таким презрением, будто она вообще не человек!
– Потому что я не знала! Не знала!
– Да что изменится, даже если ты это признаешь? Она оживет? Для тебя все это, похоже, легко. Прости, Чинхи, плак-плак! И она, конечно, простит. В твоей картине мира ведь все просто. Такой ты человек, – в глазах Чуны пылал искренний гнев. – Ты вечно косила под дуру. Нет, ты была просто лицемеркой! Тебя волновало только то, что о тебе подумают окружающие. Ты хоть раз думала о других, а не о себе самой?
– А как насчет тебя?
– Меня-то? Ну, я рада уже тому, что я не ты. Не такой человек, как ты.
– Теперь тебе легче от твоей жестокости?
– Не смеши! Разве не ты здесь самая жестокая?
– Ты… Ты ничего не знаешь! Думаешь только о собственных ранах и даже не знаешь, сколько боли ты мне причинила. Ты всегда была такой! Ты причиняешь людям боль! Ты ломаешь людей!
Чуна глубоко вдохнула. Она собиралась что-то сказать, но ее собственное прерывистое дыхание мешало ей произнести слова. Схватившись обеими руками за скамейку, она рыдала. Ее тело вздрагивало от сухих коротких всхлипываний.
– Ты, Мичжу, ты, Чинхи, ты…
Пока она пыталась выплюнуть слова, которые никак не собирались в предложение, Мичжу встала. Съежившаяся на скамейке Чуна выглядела крохотной.
– Давай никогда больше не встречаться. – Мичжу била дрожь.
Из стиснутых губ вырвался стон. Мичжу направилась прочь с площадки, свернула из переулка и пошла вдоль широкой дороги. Сквозь темноту пронесся спешивший в гараж автобус. Мичжу шагала по дороге. Слезы никак не останавливались. Дойдя до стоянки автобусов, она остановилась перед ней и стала плакать.