Безопасный для меня человек

Чтобы сбежать от всех этих мыслей, Мичжу сосредоточилась на подготовке к экзаменам. Иногда она выходила на детскую площадку перед домом и плакала, но потом возвращалась и снова решала задачи и делала заметки по неверным ответам. Под предлогом учебы можно было закрыть дверь в комнату, никого к себе не пускать и целыми днями ни с кем не общаться. Единственной, с кем Мичжу хотела бы поговорить, была Чуна. Но Чуна всячески избегала ее. Когда Мичжу приходила к ней в класс, Чуна всегда придумывала отговорки: она устала, нужно делать домашнюю работу, она разговаривает с подругами. Даже по дороге домой Чуна не садилась с Мичжу в один автобус.

На зимних каникулах перед началом последнего учебного года заплаканная Мичжу отправилась к Чуне. В легкой парке и кроссовках, поскальзываясь на обледенелой дороге, она добралась до невысокого дома. Мичжу вытерла слезы рукавом куртки, придала себе спокойный вид, поднялась на третий этаж и нажала на звонок. Дверь почти сразу открыла мама Чуны.

– Чуны нет дома, – устало произнесла она.

Мичжу заметила черные кроссовки на полке для обуви. Чуна всегда носила только их.

– Я просто оставила у вас кое-какие вещи. Я на секунду зайду к Чуне и…

– Скажи, что нужно, я принесу.

– Ну пожалуйста!

– Мичжу, – мама Чуны помотала головой.

В ее ввалившихся глазах краснели сосуды.

– Ты ведь тоже теперь в выпускном классе, – мама Чуны погладила своей теплой рукой ледяную щеку Мичжу. – Давай, иди домой. На улице холодно, не слоняйся в таком виде.

Ее рука пахла чесноком.

Мичжу слишком хорошо понимала: слова о том, что Чуны нет дома, – ложь, а мама Чуны знала, что Мичжу это понимает. Чуна больше не собиралась видеться с Мичжу, как раньше.

От знакомых Мичжу узнала, что Чуна поступила в военную академию. Мичжу ошарашила новость о том, что человек, у которого больше всех скрипели зубы от слова «дисциплина», решил пойти в военные. Ей хотелось узнать причину, но для такого разговора они уже были слишком далеки друг от друга.

Говорят, время лечит, и во многих случаях эти слова верны. Но есть и такие вещи, которые с течением времени, по мере их понимания, делают рану только глубже. Лишь в университете Мичжу перестала избегать мыслей о том, что Чинхи больше не существует в этом мире, о том, как больно ей было, – она решила посмотреть им в лицо. Мичжу сложно было даже представить, какую боль терпела Чинхи, Чинхи, притворявшаяся сильной, но такая ранимая внутри. Лишь спустя полтора года Мичжу осознала, сколько решимости потребовал от нее каминг-аут и какой чудовищной была их с Чуной реакция. Мичжу осталась один на один со страшной правдой о том, что вовсе не Чинхи оставила ее – она сама бросила Чинхи. И пусть Мичжу повела себя так, потому что ничего не знала, это ее не оправдывало. Она плакала от раскаяния и даже не пыталась себя утешить. Ей были противны даже собственные слезы, лившиеся против воли.

Летом на первом курсе Мичжу и Чуна случайно встретились в метро на шестой ветке. Подстриженная под каре Чуна была одета в форму. Как ни в чем не бывало она вдруг сама подошла к растерянной Мичжу. Чуна стала совсем другой.

– Как твои дела, хорошо? – спросила Чуна.

– Угу. А как ты?

– У меня все отлично.

– Как учеба?

– Отлично. Сокурсники классные, да и старшие тоже неплохие.

– Понятно. Выглядишь счастливой.

– А я же не поздравила тебя с поступлением в университет! Ты ведь прошла, куда хотела?

– Да, мне повезло…

– О! Это же те джинсы, которые мы вместе покупали на Тондэмуне?

Мичжу кивнула. Она впервые говорила о прошлом с тех пор, как умерла Чинхи. Чуна произнесла слово «мы» абсолютно спокойно.

– Мне выходить.

– Номер у тебя тот же?

– Да.

Мичжу вышла, остановилась перед вагоном и посмотрела на Чуну. Чуна улыбнулась и помахала ей. В груди у Мичжу стучало: она думала, что снова заговорить друг с другом им уже не суждено, но это оказалось не так. Забрезжила робкая надежда встретиться с ней еще раз. Мичжу набралась смелости и отправила Чуне сообщение, предложив сходить куда-нибудь поесть. Чуна согласилась.

От университета Мичжу до академии Чуны на метро было пятнадцать минут. Они встречались на станции «Вольгок» или «Сокке», вместе ужинали и пили чай. Увидеться всегда предлагала Мичжу. Чуна никогда не отказывала, но первая ни разу не написала. Чуна кивала, когда Мичжу что-то говорила, иногда смеялась, но по пути домой после их встреч у Мичжу всегда было тяжело на сердце. Она снова и снова прокручивала в памяти слова, действия и выражения лица Чуны, нервно выискивая доказательства того, что Чуна ее не ненавидит.

Они не упоминали Чинхи и избегали любых связанных с ней воспоминаний. Таков был их негласный договор. Лишь при этом условии они могли смотреть друг другу в лицо.