Безрассудная

— У нас оставалось пара спичек, — говорю я, роясь в своем мешке. Пальцы нащупывают металлический коробок, и вытащив его, я с облегчением обнаруживаю, что спички по-прежнему сухие.

— Дерево само не воспламенится, — говорит Кай, поднимая на меня взгляд. — Нужно что-то, что поможет разжечь его. У нас есть какая-нибудь бумага?

Я уже намереваюсь отрицательно покачать головой, когда мой взгляд натыкается на дневник, лежащий между постельными мешками. Тяжело сглотнув, я медленно протягиваю к нему руку. Я ощущаю на себе взгляд Кая, когда достаю книгу в кожаном переплете и пролистываю страницы, обнаруживая, что они на удивление сухие.

— Здесь немного бумаги, — тихо отвечаю я.

— Нет. — Голос Кая решителен. — Мы не будем его использовать.

— Все в порядке, — я киваю, пытаясь убедить саму себя. — Я уверена, что большинство из этого — всего лишь исследования и заметки. Тем более, я бы предпочла не мерзнуть сегодня вечером, так что… все в порядке, — он недоверчиво прищуривается. — Я в порядке.

Похоже это убеждает его настолько, что он едва кивает. Я возвращаюсь к журналу в своих руках, делая глубокий вдох, перед тем, как пролистываю первые несколько страниц. Знакомый почерк вызывает улыбку, и я с трудом сглатываю. Пару раз я моргаю в тусклом свете, привыкая к наступающей темноте.

Первая страница рвется без сожаления. На ней были указаны рецепты различных снадобий для Элитных, в случае, если у них нет возможности обратиться к Целителю. Вторая идет почти также, в ней содержались измерительные единицы и травы от распространенных болезней. Третья была заполнена заметками о сложном пациенте.

Каждый клочок пергамента горит проще, чем рвется. Я передаю ему частицу своего отца, наблюдая, как труд всей его жизни забирает пламя. Несколько страниц уходит, чтобы поджечь дрова, но ничего кроме слабого пламени не выходит. Несмотря на трудности, Кай наконец разводит огонь.

Достав наши рубашки, я кладу их у огня, рядом с другими промокшими вещами. Затем прислоняюсь к камню, чтобы вновь перечитать оставшиеся смятые страницы в кожаном переплете. Я пролистываю их, останавливаясь, чтобы прочесть записи о тех многих людях, которых он исцелил в трущобах.

В конце мои пальцы нащупывают плотный лист пергамента, и мое любопытство заставляет взглянуть на то, что скрывается за ним. На меня смотрит запись в дневнике, буквы под наклоном покрывают страницу. Эта запись отличается от остальных. Это личное, и она датирована, глубокие мысли излиты на пергаменте.

От удивления, я слегка приподнимаюсь, спина напряжена.

Происходящее не ускользает от его внимания.

— Что там? — спрашивает Кай, позабыв о костре.

— Мой отец…. — Я качаю головой, глядя на страницу. — Он делал записи.

Тишина.

— Да, я уже догадался.

— Нет, я имею в виду, что он делал записи, — я поднимаю на него широко распахнутые глаза. — Его собственные мысли и чувства. Записи его жизни.

— Дневник, — тихо произносит Кай.

Я киваю, опуская взгляд на книгу на моих коленях.

— Первая запись появилась более десяти лет назад, еще до моего рождения, — говорю я. Слова смазаны и написаны торопливо, будто он считал, что писать о своей жизни — пустая трата времени. Подняв голову, я натыкаюсь на пристальный взгляд Кая. Кивая, он подбадривает меня, подталкивая прочистить горло и прочесть написанное.

Мне кажется, я должен хотя бы написать об этом, потому что обсуждение этого с кем-то приравнивается к государственной измене. Король снова предложил мне работу. Вернее, это было похоже больше на угрозу с его стороны. Я был приглашен во дворец для помощи его Целителям во время Чумы, но мне известны его истинные намерения. Он хочет, чтобы я перебрался в город из трущоб, как и все Целители. Он не желает, чтобы кто-то присматривал за бедными или, если на то пошло, бессильными. Я не удивлюсь, если он начнет очередную Чистку, только в этот раз для Примитивных. Он думает, что они такие же слабые, как и Обычные, относится к жителям трущоб, как к отбросам общества в его Королевстве Элитных.