— Прекрасно, — спокойно говорит он. Слишком, блядь, спокойно. — Мы сделаем это, по-твоему.
Маму отбрасывают, швыряют на пол, как будто она ничто. Однако, в отличие от меня, она недостаточно быстра, и ее голова ударяется об пол с леденящим душу треском.
— Мама, — я бросаюсь вперед, но он ловит меня, его рука снова накрывает мое лицо — но на этот раз меня касается не его кожа, а ткань.
Мои руки молотят, и мои ногти царапают его руки, сдирая с них куски кожи, когда мои ноги пинаются, но что бы я ни делала, его хватка не ослабевает, и вскоре мое тело начинает становиться вялым, слабым, и мои глаза начинают опускаться, когти тьмы начинают обвиваться вокруг меня и угрожают утащить меня под воду.
— Нет, — кричу я, паника заполняет мой организм, когда я пытаюсь предотвратить неизбежное.
Я не могу пойти ко дну. Если я это сделаю, то понятия не буду иметь, куда он нас заведет. У меня не будет возможности добраться до Тоби.
Джонас собирается забрать нас, и он собирается…
— Тоби, — хнычу я.
— Ты не слушаешь меня, не так ли, милая? Он не придет. Он не хочет тебя, на самом деле. Он просто хотел отомстить, и я думаю, твоя киска была достаточно хороша, чтобы оставаться рядом немного дольше, чем требовалось. Ты просто не могла этого видеть. Но, я полагаю, ты всегда была раздражающе наивна.
***
Запах разложения — это первое, что поражает меня, когда тьма начинает рассеиваться. Мой нос морщится, а губы кривятся.
Второе, что я осознаю, — это холод. Пронизывающий до костей холод, от которого у меня стучат зубы.
Где я, черт возьми, нахожусь?
Заставляю себя открыть глаза, и меня встречает еще больше темноты.
Мое сердце учащенно бьется, а голова идет кругом, когда я пытаюсь что-нибудь разглядеть в окружающей меня тьме.
— Мама? — шепчу я, когда начинает накатывать паника.
— Да, Джо-Джо. Я здесь.
Облегчение переполняет меня, и я заставляю себя сесть. О чем я быстро сожалею, когда содержимое моего желудка решает, что оно хочет появиться снова.
Делая глубокий вдох через нос, я снова закрываю глаза и заставляю свой желудок успокоиться. Запах и так достаточно отвратительный — последнее, что мне нужно сделать, это блевать.
Когда я думаю, что у меня все немного под контролем, я, наконец, сажусь прямо и оглядываюсь вокруг, молясь, чтобы мне удалось что-нибудь разглядеть, что угодно, что дало бы нам ключ к пониманию того, где мы находимся.
— Мама? — я спрашиваю снова в надежде, что что-то более громкое, чем ее дыхание, приблизит меня к ней.
— Сюда, — тихо говорит она.
— Ты в порядке? — Спрашиваю я, опускаясь на четвереньки, чтобы попытаться найти ее.
Пол под моими ладонями ледяной, и еще одна дрожь пробегает по моей спине.
— Я… эм… — Нерешительность в ее голосе заставляет мое сердце упасть в пятки.
Она ранена. Я просто хотела бы увидеть ее и узнать, насколько она плоха.
У меня самой болит лицо, но я отказываюсь жалеть себя, потому что человек, которым на самом деле является мой отец, открылся нам. Что мне действительно нужно сделать, так это выяснить, где мы, черт возьми, находимся, и найти выход.
Мне нужно как-то добраться до Тоби, сообщить ему или любому из них, где мы находимся. Они будут здесь в мгновение ока. Я знаю, что так и будет.
Джонас не знает, о чем говорит. Ему не все равно. Он любит меня. Я знаю, что это так. И я не могу дождаться, когда он докажет его неправоту.
Ненависть к человеку, на которого я всегда равнялась, горит в моих венах. Воспоминание о том, как мама подчинялась ему, как он прикасался к ней.
Мой желудок снова скручивается, когда я молюсь, чтобы это был первый раз, когда он был с ней так груб.
— Что случилось, мам? Он причинил тебе боль?
— Со мной все будет в порядке, детка. Тебе не нужно беспокоиться обо мне. — Дрожь в ее голосе говорит мне об обратном.
Я вздыхаю с облегчением, когда мои пальцы касаются ткани, прежде чем я нахожу ее бедро.
Ее шокированный вздох пронзает воздух.
— Все в порядке, это всего лишь я, — уверяю я ее.
Всего через несколько секунд мы в объятиях друг друга.
Слезы градом катятся по моим щекам, пока я пытаюсь держать себя в руках. Развалиться прямо сейчас, как мама, никуда нас не приведет.
— Все будет хорошо. Он придет за нами. Он доберется до нас, — обещаю я ей, молясь, чтобы моя вера в Тоби того стоила. Если Джонас прав, если то, что между нами, ненастоящее, это сломает меня.
Я поверила его извинениям. Я приняла его тьму, его сожаления и приняла его слова за правду, даже после того, как увидела, на что он способен. Я действительно ничему не научилась? Так ли я наивна, как была когда-то?
— Ты знала, что он был жив, не так ли? — Мама спрашивает меня, и, несмотря на то, что здесь так темно, что я не могу даже разглядеть ни единой фигуры передо мной, я вижу выражение ее лица в своем воображении ясно, как день.
— Да. В ту ночь, когда я узнала правду, я обнаружила, что он все еще жив, что все это было прикрытием.