Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

Главных участников драмы того вечера он с тех пор ни разу не видел. В ту ночь он шагал домой в восторженном состоянии, дивясь нежданной случайности, которая привела его к незнакомке с «Мавритании» и позволила поговорить с ней. Лишь достигнув Пятьдесят девятой улицы, он вдруг понял, что тут же ее потерял. Его внезапно осенило, что он не только не знает ее адреса, но и имени. Штырь на протяжении всего разговора именовал мужчину с револьвером «босс». И никак иначе. Если не считать того, что он оказался капитаном полиции, Джимми знал о нем не больше, чем до их встречи. А Штырь, владевший ключом к тайне, бесследно пропал. Новые знакомые, с которыми свела его эта ночь, исчезли, как образы сна в минуту пробуждения. В той мере, в какой исчезновение касалось дюжего мужчины с револьвером, оно мало его трогало. Его знакомство с массивным персонажем продолжалось около четверти часа, но, на его взгляд, этого было более чем достаточно. Со Штырем он с удовольствием встретился бы еще разок-другой, но разлуку с ним переносил, не дрогнув. Оставалась девушка с парохода, и вот она-то преследовала его каждый из трехсот восьмидесяти четырех дней, протекших после их встречи.

Именно мысль о ней превратила Нью-Йорк в подобие темницы. Неделю за неделей он нес дозор на самых оживленных улицах, в Центральном парке, на Риверсайд-драйв в надежде повстречать ее. Он посещал театры и рестораны, но без всякого толка. Иногда он бродил по Бауэри, не мелькнет ли Штырь. Рыжие головы попадались ему на глаза в изобилии, но ни одна не принадлежала его юному ученику в искусстве взлома. В конце концов он устал от бесплодных поисков и, к величайшему возмущению Артура Миффлина и других друзей из «Клуба любителей прогулок», вновь отправился странствовать. Его отсутствие ощущалось очень болезненно тем большим сектором круга его знакомых, каковой сектор испытывал перманентную нужду перехватить мизерную сумму, чтобы продержаться до субботы. Годы и годы Джимми служил этим бедолагам человекобанком, всегда готовым предоставить кредит. Их коробило, что одной из тех редких натур, всегда готовых отстегнуть два доллара в любое время дня, позволяют прозябать в таких дырах, как Марокко и Испания. И особенно Марокко, где, по всем сведениям, водились бандюги почти с нью-йоркской сноровкой залезать в чужой карман.

Они горячо переубеждали Джимми, но он не поддавался ни на какие уговоры. Овод беспощадно жалил его, и он должен был отправиться в путь.

Около года он блуждал, каждый день заново убеждаясь в истинности философской мудрости Горация, обращенной к тем, кто путешествует: человек не может изменить свои чувства, меняя страны, — пока не оказался, как в конце концов и положено всем скитальцам, на Чаринг-Кросс, в самом центре Лондона.

И тут он решил взять себя в руки. Это бегство, сказал он себе, бессмысленно. Нет, он замрет на месте и будет бороться со снедающей его лихорадкой.

К этому моменту боролся он с ней уже пару недель и подумывал, не сдаться ли. Человек за соседним столиком упомянул Японию…

Наблюдая окружающих, Джимми обнаружил, что его внимание все больше приковывает трио в нескольких столиках от него. Трио состояло из довольно миловидной девушки, пожилой и очень величественной дамы — несомненно, ее матери, и белобрысого хлипкого молодого человека лет двадцати с чем-то. Собственно, интерес к ним у Джимми пробудила неумолчная болтовня юноши и своеобразный пронзительно булькающий смех, который вырывался у него через короткие интервалы. А теперь внезапное прекращение болтовни и смеха вновь заставило его посмотреть на них.

Молодой человек сидел лицом к Джимми, и тот заметил, что с ним не все ладно. Он был бледен и говорил бессвязно.

Джимми перехватил затравленный взгляд.

Учитывая время и место, породить такой взгляд могли только две причины. Либо белобрысый юнец увидел привидение, либо он внезапно сообразил, что у него не хватит денег уплатить по счету.

Сердце Джимми распахнулось перед страдальцем. Он достал из бумажника визитную карточку, быстро написал на ней «Не могу ли я помочь?» и вручил ее официанту для передачи молодому человеку, который теперь, казалось, был недалек от обморока.

В следующий миг белобрысый оказался у его столика, лихорадочно шепча:

— Послушайте, жутко мило с вашей стороны, старина. Чертовски неловкое положение. Захватил с собой маловато денег. Но мне бы не хотелось… Вы же прежде меня никогда не видели…

— Не надо подчеркивать мое упущение. Произошло оно не по моей вине. — Джимми положил на стол пятифунтовую бумажку. — Остановите, когда хватит, — сказал он, выкладывая вторую.

— Послушайте, жуткое спасибо, — сказал молодой человек. — Просто не знаю, что я делал бы. — Он сцапал банкноты. — Верну завтра. Вот моя карточка. А на вашей карточке адрес есть? Не могу припомнить. Черт возьми, я ведь так ее и держу! — В действие вступил булькающий смех, освеженный и подкрепленный небольшим отдыхом. «Савой-Мэншенс», э? Забегу завтра же. Еще раз жуткое спасибо, старина. Не знаю, что бы я делал.

— Было крайне приятно, — сказал Джимми скромно.