— Шляются тут всякие, — пожаловался Генри всей вселенной разом, — лезут не в свое дело, высматривают, вынюхивают… Да я, — перебил он сам себя во внезапном порыве красноречия, — я могу сжевать таких двоих, как ты, к чаю — пускай и в белых гетрах!
— Ага! — заметил его товарищ, до сих пор в разговор не вступавший, и сплюнул на тротуар. Видно было, что Эрб высоко оценивает прозвучавший тонкий выпад.
— Думаешь, если белые гетры напялил, — продолжал Генри, на чью впечатлительную душу эта модная деталь костюма произвела, очевидно, неизгладимое впечатление, — так можешь тут шлендать, лезть не в свое дело, высматривать да вынюхивать? Эта тварь меня за палец цапанула — вот он, коли не веришь! — и я сверну ей поганую шею, даже если сюда явятся уроды в белых гетрах со всего Лондона! Так что тащи свои гетры домой да отдай своей старухе, пускай их на обед сварит!
Излив таким образом душу и облегчив тяжкий груз, лежавший на сердце, Генри вновь энергично ткнул палкой сквозь прутья ограды.
Джилл бросилась вперед. Чтобы сделать хорошо, делай сам, считала всегда она и обратилась за помощью к Фредди лишь для проформы, с самого начала чувствуя, что Фредди — трость надломленная, что и подтвердилось.
Фредди явно полагался на магию слов, однако щегольские гетры лишили его речи всякой магии, поскольку Генри, по-видимому, принадлежал к некоему обществу, главной целью которого была борьба с белыми гетрами. Поручать Фредди ведение боевых действий не представлялось разумным. Оставалось все делать самой. Джилл ухватилась за палку и вырвала ее из руки Генри.
— Гав, гав, гав! — крикнул попугай Билл.
Любой беспристрастный слушатель различил бы в его тоне злостную насмешку, и Генри был глубоко уязвлен. Он был не из тех, кто прибегает к рукоприкладству в отношении слабого пола, разве когда огреет по затылку свою старуху, если ситуация того требует. Однако теперь он отбросил все жизненные принципы и тигром кинулся на Джилл.
— А ну, отдай!
— Пошел вон!
— Эй, послушайте, знаете ли… — робко вставил Фредди.
Совсем потеряв голову, Генри сделал выпад, и Джилл, глаз у которой был меткий, стукнула его палкой точно в висок.
— У-у-у! — взвыл Генри и осел на тротуар.
Внезапно за спиной у Джилл послышалось:
— Это еще что такое? — Здоровенный полисмен возник словно ниоткуда. — Немедленно прекратить!
Эрб, до сих пор молча созерцавший стычку, разразился речью:
— Это она его приложила!
Полисмен взглянул на Джилл. Долгие годы службы притупили почтение к дорогой одежде, с которым он приехал в столицу из захолустья. Одета Джилл была хорошо, но в эту беспокойную эпоху суфражистских волнений его лягали и даже кусали особы, одетые и поэлегантнее.
Сердца на Белгрейв-сквер бывают столь же чисты и честны, как и в трущобах Севен-Дайлс, но за нарушение общественного порядка отвечают все одинаково. Взгляд полисмена, направленный на Джилл, застигнутую на месте преступления с палкой в руках, был суров.
— Ваша фамилия и адрес, мисс?
С изумлением приоткрыв рот, рядом остановилась девушка в синем пальто и широкополой шляпе. При ее виде попугай Билл издал приветственный возглас. Нелли вернулась, и теперь все снова будет хорошо!
— Маринер, — ответила Джилл, бледная, с горящими глазами. — Овингтон-сквер, 22.
— А вы, сэр?
— Я? Что? Ах да! Понимаю. Я Рук, знаете ли… Ф. Л. Рук. Живу в Олбани, и все такое.
Полисмен раскрыл блокнот и стал записывать.
— Послушайте, — воскликнула Джилл. — Этот человек хотел убить попугая, и я его остановила…
— Ничего не могу поделать, мисс. Вы не имели права бить человека палкой. Придется вам пройти со мной.
— Но… как же… — в ужасе пролепетал Фредди. Такое случалось с ним и прежде, но исключительно в дни гребных гонок, когда это, можно сказать в порядке вещей. — Я, видите ли…
— Вы тоже, сэр. Замешаны вы оба.
— Но…
— Брось, Фредди, — спокойно перебила Джилл. — Все это сплошная нелепость, но шум поднимать незачем.
— Вот это похвально, мисс, — довольно кивнул полисмен.
Леди Андерхилл устало перевела дух. Говорила она уже давно и с жаром, сидя с Дереком на квартире у Фредди в Олбани, а темой монолога была Джилл. Дерек ожидал атаки и удивлялся лишь тому, что она не случилась раньше.
В течение всего ужина накануне, и даже когда Джилл обнаружилась за соседним столиком в компании мужчины, незнакомого ее сыну, леди Андерхилл хранила о будущей невестке суровое молчание, зато сегодня высказалась со всей вырвавшейся из-под спуда энергией. Поток слов был пронизан лютой враждебностью, нараставшей с первой встречи с Джилл в той же самой комнате.
Говорила леди Андерхилл торопливо, потому что время поджимало. Муниципальный совет главного города в избирательном округе на севере Англии решил завтра утром заложить первый камень новой ратуши, и Дерек, как местный депутат парламента, должен был руководить торжеством. Баркера уже отправили к телефону вызывать такси, чтобы ехать на вокзал, и беседа могла прерваться в любой момент. Приходилось укладываться в то малое время, что еще оставалось.