Вскоре один из молодых людей неуверенно приблизился к группе девушек и влился в нее посредством замечания, что погодка выдалась прелестная. Приняли его, как показалось Джилл, без особой охоты, но постепенно признали за своего. Затем подкатил и другой, напомнив тоненькой блондинке, что играл с ней в пьесе «Ты единственная». Будучи узнанным и представленным, он оправдал свое принятие в компанию, весьма достоверно изобразив кошачью драку. Через пять минут он уже называл брюнетку «душенькой» и поведал Джилл, что поступил в это шоу, только чтобы заполнить паузу перед премьерой другого, где у него бесподобный номер с пением и танцами в паре с одной малюткой из кабаре клуба «Гейзенхеймер».
Призывный аккорд музыкального директора вторгся диссонансом в эту идиллию гармонии и дружбы. В зале засуетились, к пианино потащили скамьи и стулья. Тем временем Зальцбург раскрыл толстенную папку с нотами, и, пока он копался в ней, словно терьер в крысиной норе, разговоры потихоньку возобновились.
Наконец он вынырнул из папки с ворохом бумажных листов и провозгласил:
— Дет-ти! Дет-ти! Пожалуйста, не шумит-те, прошу внимания! — Он раздал ноты. — Акт первый, вступительный хор. Я сыграю мелодию три… нет, четыре раза. Слушайте внимат-тельно, затем споем — ла-ла-ла! — и еще раз, уже со словами. Итак…
Его пальцы обрушились на пожелтевшие клавиши, выбивая из инструмента жалобное треньканье. Наклонившись к нотам и едва не касаясь их очками, Зальцбург педантично сыграл мелодию до конца, затем еще и еще раз и вызвал сам себя на «бис». Закончив, снял очки и протер их. Наступила долгая пауза.
— Иззи обещал мне брошку с лучиками! — шепнула изящная блондинка, глянув мимо Джилл на другую блондинку, подружку брюнетки.
Сообщение возбудило общее любопытство, и девичьи головки сомкнулись теснее.
— Да что ты говоришь! Иззи?!
— Он самый!
— Ну и ну!
— Он взял на откуп гардероб в отеле «Святая Аурея», там хорошие чаевые…
— Надо же!
— Рассказал мне вчера и обещал купить брошку! Правда, был сильно под мухой, — чуть скривилась блондинка, — но, думаю, купит. — Тревога затуманила безупречный профиль, сделав девушку похожей на задумчивую греческую богиню. — А если нет, — добавила она с достоинством, — то никуда я больше не пойду с таким скупердяем! Раззвоню о нем на всех углах!
Ее возвышенные чувства были встречены одобрительными шепотками.
— Дет-ти! — снова воззвал мистер Зальцбург. — Дет-ти! Меньше шума и болтания языком! Мы здесь, чтобы работ-тать, а не терять время! Итак — акт первый, вступительный хор. Поем все вместе — ла-ла-ла…
— Ла-ла-ла…
— Там-та-там… та-там…
— Там-там-там…
Мистер Зальцбург зажал уши ладонями со страдальческой гримасой.
— Нет, нет и нет! Фальшь, фальшь, фальшь!.. Еще раз — ла-ла-ла…
Золотоволосая девушка с наивным пухленьким личиком ангелочка перебила, нещадно шепелявя:
— Миштер Жальчбург!
— В чем дело, мисс Тревор?
— А што это за шпектакль?
— Музыкальный спектакль! — сухо отчеканил он. — И у нас здесь репетит-сия, а не говорение… Итак, еще раз, все вместе!
Однако ангелочек не уступал:
— А музыка хорошая, миштер Жальчбург?
— Когда выучите, будете судить сами! Итак…
— Неужто лучше того вашего вальса, который вы нам показывали на репетициях шоу «Смотри под ноги»? Помните, такой…
Высокая статная девушка с томными карими глазами и повадками герцогини, оказавшейся среди простонародья, подалась вперед с вежливым интересом.
— О, так вы сочинили вальс, мистер Зальцбург? — осведомилась она любезно-снисходительно. — Как интересно! Может, и нам сыграете?
Идея отложить работу и послушать вальс мистера Зальцбурга была единодушно поддержана собранием.
— О, мистер Зальцбург, сыграйте нам!
— Пожалуйста!
— Я слышала, ваш вальс — просто конфетка!
— Обожаю вальсы!
— Мистер Зальцбург, сделайте одолжение!
Музыкальный директор уже сдавался. Пальцы его нерешительно коснулись клавишей.
— Но, дет-ти…
— Я уверена, мы все получим массу удовольствия, — милостиво добавила Герцогиня. — Больше всего на свете я люблю хорошие вальсы!
В конце концов Зальцбург капитулировал. Как и любой музыкальный директор, на досуге он сочинил партитуру собственного мюзикла и проводил немало свободного времени в театральном квартале Манхэттена, подкарауливая либреттистов и пытаясь заманить их на прослушивание. Вечная трагедия его коллег сравнима лишь с мучениями голодного официанта, который помогает наесться другим.
Зальцбург исповедовал возвышенные музыкальные идеалы, и душе его претила вечная обязанность репетировать и исполнять чужие сочинения низкого пошиба. Чтобы уговорить его сыграть что-нибудь свое, хватило бы и меньших усилий.
— Ну, раз уж вы так хотите… — польщенно хмыкнул он. — Этот вальс, знаете ли, не просто вальс, а ключевая тема музыкального шоу, которое я сочинил. В первом акте его поет героиня, во втором — уже дуэтом, с героем. Та же тема вплетается в финале второго акта, а в третьем звучит эхом за кулисами. Сейчас я сыграю вам дуэт из второго акта, без слов и кратко. Итак! Начинает мужской голос…
Приятное времяпровождение тянулось минут десять.