Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

– Моя милая старая девочка, – сказал Арчи, – во время недавних неприятностей во Франции всякие субчики пуляли такими штуками в меня с утра до вечера и каждый день почти пять лет, а я вот здесь, а? Я хочу сказать, если я должен выбирать между тем, чтобы остаться здесь и быть сцапанным в вашем номере местными блюстителями порядка, и чтобы эта чертова история угодила в газеты, и чтобы это дошло до моей жены, так я скажу, если я должен выбирать…

– Пососите леденец и начните сначала! – посоветовала мисс Сильвертон.

– Ну, так я имею в виду, что скорее рискну получить пулю в лоб. А потому стреляйте, и удачи вам!

Мисс Сильвертон опустила пистолет, рухнула в кресло и облилась слезами.

– По-моему, вы самый черствый человек, которого я когда-либо знала! – прорыдала она. – Вы же прекрасно знаете, что от грохота мне станет дурно.

– В таком случае, – сказал Арчи с облегчением, – приветик, наше вам с кисточкой, покедова и всего-всего. Я пошел!

– Пошел! – энергично вскричала мисс Сильвертон, с поразительной быстротой оправляясь от своего полуобморока. – Он пошел, как бы не так! По-вашему, только потому, что я не чемпионка по стрельбе, так я беспомощна! Погодите! Перси!

– Меня зовут не Перси.

– Я этого и не говорю. Перси! Перси, скорей к мамочке!

Из-за кресла донеслось поскрипывание. Тяжелое тело плюхнулось на ковер. И на открытое пространство комнаты, ковыляя так, будто его суставы одеревенели от сна, громко сопя вздернутым носом, вышел великолепный бульдог. На открытом пространстве он выглядел даже внушительнее, чем в своей корзине.

– Стереги его, Перси! Умница, песик, стереги его! О Боже! Что с ним?

И с этими словами чувствительная женщина, испустив вопль, бросилась на пол вместе с бульдогом.

Перси, бесспорно, выглядел хуже некуда. Он словно еле-еле волочил ноги. Его спина странно изогнулась, а когда хозяйка прикоснулась к нему, он жалобно заскулил.

– Перси! Что, что с ним? Его нос просто обжигает!

Теперь, когда обе части вражеских сил были отвлечены, наступил момент для Арчи без лишнего шума покинуть комнату. Но ни разу с того самого дня, когда он, одиннадцатилетний, три мили нес в своих объятиях большого мокрого грязного терьера с поврежденной лапой, а затем сгрузил его на лучший диван в гостиной своей матушки, Арчи никогда не отворачивался от страдающей собаки.

– Он правда выглядит скверно, а?

– Он умирает! Ах, он умирает! Это чумка? Он никогда не болел чумкой.

Арчи оглядел страдальца серьезным оком знатока и покачал головой.

– Нет-нет, – сказал он. – Собаки с чумкой издают сиплые звуки.

– Но он же издает сиплые звуки!

– Нет, он издает сопящие звуки. Между сипением и сопением разница очень большая. Это вовсе не одно и то же. Я хочу сказать, когда они сипят – они сипят, а когда они сопят – они сопят. И в результате можно определить, что с ними. Если хотите знать мое мнение, – он провел рукой по спине бульдога, и Перси снова заскулил, – я знаю, что с ним такое.

– На репетиции его пнул ногой зверь в человеческом облике. По-вашему, у него какие-то внутренние повреждения?

– Это ревматизм, – сказал Арчи. – Милый старый ревматизм. Только и всего.

– Вы уверены?

– Абсолютно!

– Но что мне делать?

– Устройте ему хорошую горячую ванну, только вытрите насухо. Обязательно. Тогда он хорошо выспится, не чувствуя боли. А завтра с самого утра ему надо дать натриевую соль салициловой кислоты.

– Я этого ни за что не запомню.

– Я вам напишу. Давайте ему от десяти до двадцати гранов трижды в день в унции воды. И растирайте мазью.

– И он не умрет?

– Умрет! Да он доживет до ваших лет! Я хочу сказать…

– Дайте я вас расцелую! – сказала мисс Сильвертон эмоционально.

Арчи поспешно попятился:

– Нет, нет, абсолютно нет! Ничего подобного не требуется. Нет, право!

– Вы дусик.

– Да. То есть нет. Нет, нет, право же!

– Просто не знаю, что я могу сказать? Что я могу сказать?

– Спокойной ночи, – сказал Арчи.

– Если бы я могла что-нибудь для вас сделать! Не окажись вы тут, я бы сошла с ума.

В мозгу Арчи вспыхнула ослепительная идея.

– Вы правда хотели бы что-нибудь сделать?

– Все, что угодно!

– В таком случае я очень хочу, чтобы вы, такая милая нежная девочка, укатили бы утром в Нью-Йорк и начали снова репетировать.

Мисс Сильвертон покачала головой:

– Этого я не могу.

– Что же, ладненько! Но ведь это не такая уж большая просьба, а?

– Не такая большая! Я никогда не прощу этого зверя за то, что он пнул Перси ногой!

– Но послушайте, милая старая девочка! Вы все не так поняли. Да милый старый Бенхем сам мне говорил, что питает к Перси величайшее почтение и уважение и ни за что на свете не стал бы пинать его ногой. И знаете, это был не столько пинок, сколько толчок. Можно даже сказать, что он его чуть-чуть отодвинул. Дело в том, что в зале было чертовски темно, а он по той или иной причине пробирался между рядами – без сомнения, с наилучшими намерениями – и, к несчастью, ушиб большой палец левой ноги о бедного старого стручка.

– Так почему он так и не сказал?

– Насколько мне удалось понять, вы не предоставили ему такой возможности.

Мисс Сильвертон заколебалась.