Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

Пилкингтон нервно сглотнул. Подобно большинству простаков, на ошибках которых жиреют хищники нашего мира, он терпеть не мог признаваться, что его облапошили. Куда приятней выглядеть хитрецом, который знает ходы и способен за себя постоять.

– Майор Сэлби, – начал он, поправляя очки, которые от сильных чувств съехали на кончик носа, – пришел ко мне в прошлом месяце и предложил основать компанию, чтобы мисс Маринер могла сделать карьеру в кинематографе.

– Что?! – воскликнула Джилл.

– Да-да, в кинематографе, – повторил Пилкингтон. – Майор Сэлби спросил, не желаю ли я вложить в дело свой капитал. Я все тщательно продумал и решил, что проект меня устраивает. Я… – Он снова сглотнул. – Я выписал ему чек на десять тысяч долларов.

– Ну и осел! – хохотнул Гобл, но поймал взгляд Мейсона и вновь утих.

Пальцы Пилкингтона суетливо потянулись к очкам.

– Может, я поступил и глупо, – визгливо возразил он, – хотя был вполне согласен потратить эти десять тысяч на оговоренную цель… но когда они возвращаются ко мне в обмен на очень ценную часть моей собственности… Мои собственные деньги – и ими же мне платят! Это же… – Он задохнулся от возмущения. – Мошенничество, преднамеренное мошенничество!

Сердце у Джилл налилось свинцовой тяжестью. Она не сомневалась ни минуты в правдивости истории Отиса – фирменное клеймо дяди Криса, вплетенное в ее ткань, ясно проступало всюду. Была бы уверена не больше, даже поведай все это дядюшка собственной персоной.

Все та же проказливость, та же благодушная бесцеремонность в трогательном стремлении сделать ей добро за счет других, какие побудили его – если такое можно сравнивать – отправить Джилл к незадачливому дяде Маринеру в Брукпорт под видом богатой наследницы, питающей интерес к недвижимости.

Уолли Мейсон, впрочем, пока не сдавался.

– А чем ты можешь доказать… – начал он.

Джилл решительно покачала головой.

– Это правда, Уолли! Я слишком хорошо знаю дядю Криса. Никаких сомнений!

– Но, Джилл!..

– Посуди сам, где еще он мог раздобыть деньги?

Воодушевленный такой поддержкой, Пилкингтон вновь подал голос:

– Он жулик, жулик! Ограбил меня! Он и не собирался учреждать никакую кинокомпанию! Все продумал, чтобы…

– Мистер Пилкингтон! – Оборвав поток обвинений, Джилл устало заговорила, преодолевая сердечную боль:

– Мистер Пилкингтон, если то, что вы говорите, – правда, а я боюсь, сомнений тут быть не может, мне остается лишь одно – вернуть вам вашу собственность. Так что поймите, пожалуйста: все остается как было. Считайте, что дяде моему вы ничего не давали. Десять тысяч при вас и пьеса тоже – говорить больше не о чем.

Смутно осознавая, что финансовая сторона более-менее урегулирована, Пилкингтон все же не мог избавиться от чувства, что над ним совершено насилие. Ему хотелось еще многое высказать о дядюшке Крисе и его привычках вести дела.

– Да, но я не думаю, что… Все это прекрасно, но я еще не закончил…

– Закончил! – оборвал его Уолли.

– Говорить больше не о чем, – повторила Джилл. – Мне очень жаль, что все так вышло, но теперь вам больше не на что жаловаться, правда? Доброй ночи!

Развернувшись, она поспешила к выходу.

– Нет, еще не все! Постойте! – крикнул Пилкингтон, схватив Мейсона за рукав.

Его терзала горькая обида. Неприятно когда одет, а пойти некуда, но еще хуже, когда переполнен словами, а сказать их некому. Он мог еще битых полчаса говорить о дяде Крисе, а ближайшая пара ушей принадлежала Мейсону.

Однако тот оказался не в настроении выслушивать излияния обиженного и, отпихнув его, помчался следом за девушкой. Ощутив себя брошенным, Пилкингтон побрел в объятия продюсера, который уже совсем оправился и был готов к дальнейшим переговорам.

– Попробуйте сигару, – предложил Гобл, – хорошая. А теперь к делу, и давайте-ка без лишних слов! Хотите двадцать тысяч?

– Не хочу! – затравленно выкрикнул Пилкингтон. – Даже за миллион не продам! Хотите меня облапошить? Вы тоже мошенник!

– Конечно, само собой, – добродушно кивнул Гобл. – Однако шутки в сторону! Допустим, я подниму до двадцати пяти? – Он ласково взял Пилкингтона за лацкан пиджака. – Для такого доброго малого мне ничего не жалко. Двадцать пять тысяч! Ну как?

– Никак! Отпустите меня!

– Ну-ну, вы же разумный человек! Стоит ли так нервничать? Попробуйте хорошую сигару…

– Да отстаньте вы со своей хорошей сигарой! – заорал Пилкингтон и, вырвавшись, зашагал журавлиными шагами к выходу со сцены.

Гобл проводил его угрюмым взглядом, ощущая тяжесть на сердце. Судьба была явно неблагосклонна к продюсеру. Не суметь надуть даже такого пустоголового дилетанта! Что же дальше – бесславный конец карьеры? Он печально вздохнул.

4

Уолли нагнал Джилл уже на улице, и они взглянули друг на друга в свете фонаря. В полночь 42-я Западная – тихий оазис, безмолвие и безлюдье.

Джилл была бледна и запыхалась от быстрой ходьбы, но все же выдавила улыбку.

– Вот так, Уолли… Недолго длилась моя деловая карьера.

– Чем же ты займешься теперь?

Джилл окинула взглядом улицу.

– Не знаю… подыщу что-нибудь.

– Но…