Безрассудная (ЛП)

Я думаю о первом Испытании, о том, как Джекс умирал у него на руках. В тот день он чуть не потерял еще одного родного человека. Немного найдется людей, которые были бы ему дороги и которых он не видел бы умирающими или предающими его.

Солнце палит нещадно, и я начинаю жалеть, что мою ужасную шляпу унесло ветром. Я закатываю рукава рубашки, открывая небу накаленные солнцем плечи. Мы едем уже долгое время, молча осматривая окрестности и собираясь с мыслями. Нависшие камни окружают нас, время от времени отбрасывая тень на наш путь.

— Держу пари, на одном из этих камней можно приготовить яичницу, — говорю я хриплым от недостатка воды и употребления голосом

Не услышав остроумного ответа, я слегка смещаюсь, чувствуя тяжесть на своем рюкзаке. Оглянувшись через плечо, я замечаю, как чернильные волны касаются моей спины. Я сглатываю, внезапно ощущая его глубокое дыхание, как его волосы щекочут мою руку.

Он спит.

Это действие так невероятно человечно.

Его тело безмятежно, спокойно.

И совершенно уязвимо.

Вряд ли он спал больше нескольких часов за последние несколько дней.

Но вот он здесь, глубоко дышит, его руки покоятся на моих бедрах, а пальцы слабо сжимают поводья.

Я смотрю на кожу, которая могла бы привести меня куда угодно, могла бы управлять даже самым сильным существом.

Сердце колотится о грудную клетку.

Вот оно. Это надежда.

Глубоко вздохнув, я начинаю осторожно отцеплять его пальцы от поводьев, останавливаясь при малейшем движении. Когда его левая рука освобождается, он тянется за чем-то, инстинктивно сгибая пальцы. Я сглатываю, кладу свою ладонь на его ладонь, а затем продеваю свои пальцы сквозь его.

Я задерживаю дыхание, пока он не перестает шевелиться, похоже, довольный тем, что держит мою руку, а не поводья.

Я быстро справляюсь с его правой рукой, освобождая ремень, чтобы вложить его в свою. Теперь в моей руке зажата целая горсть кожи, и я не имею ни малейшего представления, что с ней делать. Я тяну влево, надеясь убедить лошадь повернуть.

Ничего.

Я делаю вдох. Затем тяну сильнее.

Лошадь смещается влево, теперь она идет ближе к стене камней. Я сглатываю разочарование и готовлюсь потянуть еще сильнее.

Ведь если мне удастся заставить лошадь вернуться к Дору, я смогу…

— Я бы не стал.

Рука обхватывает мое запястье, пресекая мою попытку.

Я фыркаю, поднимая голову к небу. — Будь ты проклят.

— Хорошая попытка, Грей, — говорит он, приближая свою голову к моей. — Но далеко бы ты не ушла.

Я пожимаю плечами, пытаясь сделать вид, что меня это не беспокоит. — Кто сказал, что я пыталась куда-то добраться? А что, если я просто хотела подержать поводья?

— А мою руку? — спрашивает он. — Тоже хотела подержать?

Забыв, что мои пальцы все еще переплетены с его пальцами, я быстро разжимаю их. — Ты мне нравился гораздо больше, когда спал, — сладко говорю я.

— Приятно слышать, что я тебе вообще нравился.

Крошки хлеба прилипают к небу.

Я делаю еще один глоток воды, которую мы, как предполагается, используем экономно, и смываю тесто. Костер, который развел Кай, угасает, и в наступающей темноте не больше, чем умирающее пламя. Он сидит рядом со мной, между нами натянута цепь, время от времени ковыряясь в хлебе после ухода за лошадью. Бедное создание, должно быть, измучилось, протащив нас весь день по жаре. Мы остановились только тогда, когда тени поползли к нам, скользя по камням, чтобы поглотить нас во тьме.

— Знаешь, это место должно было стать последним пристанищем для королевских особ, — говорит Кай, кивая на каменистую землю вокруг нас. — Отсюда и название — Святилище Душ. Первая королева действительно была похоронена в склепе в одной из пещер, но когда разбойники стали претендовать на эти земли, они отказались от этой идеи. — Он переводит дыхание, вспоминая историю Ильи. — Так что Марена — первая королева — похоронена здесь в полном одиночестве.

Я рассеянно хмыкаю. — Похоже, она не одна. — Я жестом указываю на могилы, усеявшие землю в нескольких футах от нас. — Только не с другими королевскими особами. — В этом слове слышна горечь, которую я не собиралась озвучивать.

— Она не со своим мужем, — поправляет Кай. — Не со своей семьей.

— Верно, — говорю я тихо, словно это извинение. — Так где же похоронены остальные члены семьи Азер?

Кай ковыряется в своем хлебе. — На территории замка есть кладбище. Там похоронены все короли, королевы и дети. Кроме одной.

Авы.

Медленно кивнув, я сдвигаюсь, скрещивая ноги на подстилке. Кай замечает, как я вздрагиваю от этого движения. — Что случилось?

— Ничего, — быстро отвечаю я.

— Попробуй еще раз.

Я вздыхаю. — Мне просто больно, ясно? — Смех подбирается к моему горлу. — Чума, Китт просил тебя вернуть меня в Илью, а не заботиться обо мне.

Его глаза слегка сужаются. — Ему не нужно говорить мне заботиться о тебе.

— Так зачем же это делать? — Я наклоняюсь вперед, ища хоть какую-нибудь трещину в его маске. — С каких это пор ты делаешь что-то, чего король тебе не приказывал?

Его голос спокоен. — То, что я чувствовал к тебе, шло вразрез со всеми приказами, которые мне когда-либо отдавали.