Джулия окинула взглядом пистолет, потом кровь на земле и почувствовала, как к горлу подступает тошнота. У нее закружилась голова, но она усилием воли сохранила сознание. Ее поддержала чья-то крепкая рука и увлекла к скамейке.
– Сядьте, – сказал мужчина по-французски. Она подчинилась, и он приложил к ее губам фляжку. – А теперь выпейте.
Джулия послушно сделала глоток и закашлялась, когда огненная жидкость потекла по горлу, но зато по всему телу сразу разлилось благословенное тепло. Он похлопал ее по спине.
– Прекрасно, мадемуазель, просто замечательно. Если бы не вы, все могло кончиться намного хуже, – констатировал он. – Не будь вы англичанкой, я сравнил бы вас с Жанной д’Арк.
Она подняла глаза на господина, опиравшегося на резную трость. На нем был тяжелый плащ, подбитый пышным мехом. Одним взглядом его проницательные глаза охватили все: ее лицо, волосы, одежду.
– Мерси, месье, – молвила она и отдала ему фляжку. Почему-то ее голос звучал тихо и хрипло.
Он поджал губы.
–
Подошел встревоженный Стивен.
– Я в полном порядке, – проговорила она. – А остальные…
– Все обошлось, и только благодаря вам. – Он осмотрелся. – Пятеро из этих людей – австрийские полицейские, отправленные вынюхивать секреты. Судя по всему, ни на что другое они не пригодны. – Он протянул руку Джулии, и она, поднявшись, с удивлением поняла, что едва держится на ногах. Стивен крепко взял ее под руку и улыбнулся. Джулия прочла в его глазах восхищение и покраснела. – Дама из экипажа хочет вас поблагодарить.
– В этом нет никакой необходимости, – поморщилась Джулия. – Я просто хочу… – Ей хотелось вернуться домой, обнять сына, поцеловать его шелковые кудряшки, уложить рядом с собой на кровать и уснуть, наслаждаясь чувством безопасности. Она покосилась на Стивена: – Вы не пострадали?
Его рот скривился в невеселой усмешке.
– Нет. Вы были очень храбры.
– Правда? Скорее во мне больше глупости, чем храбрости.
– Именно так поступил бы Джеймс, окажись он здесь, – сказал Стивен, внимательно глядя по сторонам. – Судя по всему, я имею честь присутствовать при рождении второго героя из семейства Лейтон.
– Джеймс? – У нее сжалось сердце.
Им навстречу двинулся ливрейный лакей.
– Миледи, графиня вам безмерно благодарна, – сказал он по-английски с сильным акцентом.
Слуга во все глаза смотрел на Джулию, словно на одно из чудес света.
Как Джеймс.
– Она просит вас назвать сумму вознаграждения, – продолжил лакей, достал блокнот, обломок карандаша и застыл в готовности.
Джулия уставилась на карандаш. Вероятно, он ждал, что она перечислит количество рубинов, изумрудов и бриллиантов? И еще золота? Разве не того же требовали бандиты? Она покачала головой:
– Мне ничего не надо.
Слуга от удивления раскрыл рот.
– Но это воля супруги баварского посла.
На серой ноябрьской траве кровь казалась необычайно красной, яркой, как розы.
Глаза Джулии наполнились слезами.
– Человек, которого я подстрелила, он… – Стивен и слуга синхронно повернулись и посмотрели в том направлении, где скрылись бандиты.
– К сожалению, им удалось бежать, – сказал слуга. – Но их ищут. Не бойтесь, миледи.
– Я не боюсь, – буркнула она, испытав большое облегчение. Значит, она никого не убила. На ее совести нет человеческой жизни. – Я должна идти, – сообщила она Стивену. Меня ждет Доротея. И еще много дел. – Она повернулась и пошла прочь, несмотря на слабость и дрожь в коленях.
Стивен ее быстро догнал.
– Вы бледны как бумага. Вы себя нормально чувствуете?
– Да, – рассеянно ответствовала она. – По крайней мере думаю, что да. Я еще никогда ни в кого не стреляла.
Стивен усмехнулся.
– А что вам сказал князь Талейран? – спросил он.
Джулия подняла на него удивленный взгляд.
– Кто?
– Джентльмен с тростью. Это французский министр иностранных дел. Лорд Каслри называет его Старым Лисом.
Джулия молча воззрилась на своего спутника. Баварская графиня, министр Франции… В этом парке, похоже, собрались все вельможные гости Вены. Разве что русского царя не было.
Она сглотнула, ощутив послевкусие крепкого напитка.
– Он поблагодарил меня, дал выпить коньяку и пообещал, что это успокоит мои нервы.
Стивен вел ее домой в молчании. Судя по всему, он был слишком ошеломлен событиями, чтобы обсуждать повседневные вещи.