Безразличные матери. Исцеление от ран родительской нелюбви

• Вы можете направить гнев внутрь, и он преобразится в признаки болезни или депрессию.

• Вы можете заниматься «самолечением» с помощью еды, наркотиков, секса или алкоголя.

• Вы можете полностью покориться судьбе и сделать гнев агрессивной частью вашей личности, превратившись в вечно страдающего и злопамятного мученика дома или на работе.

Для Эллисон настало время бросить вызов своей боязни сильных эмоций и перенаправить гнев, которого она так страшилась, из головы и тела туда, где он послужит своему предназначению. Я поставила перед ней пустой стул и попросила ее представить, что на нем сидит ее мать.

Сьюзан: «Закройте глаза и представьте мать в состоянии полной беспомощности, но продолжающую требовать и настаивать. Нарисуйте в своем воображении женщину, чье оскорбительное и нелюбящее поведение вы описали в письме. Вы в безопасности – сейчас можно. Вместо того чтобы прятать гнев, дайте ему голос.

Начинайте предложения так: “Как ты смеешь…” – а затем указывайте, что конкретно она сделала такого, чем исковеркала ваше детство. Пусть это скажет слабый ребенок, которым вы были, и разочарованный взрослый, которым вы стали. Пусть они выскажутся».

Эллисон (пробует): «Как ты смеешь заставлять маленькую девочку заботиться о целой семье!

Как ты смеешь думать, что нормально просить маленького ребенка готовить, убирать, заботиться о братьях и сестрах и посвятить тебе все свое детство!»

Ее голос набирал силу. Я сказала, что у нее хорошо получается, и попросила продолжать.

Эллисон: «Как ты смеешь втягивать меня в больную и извращенную игру с моим отцом! Как ты смеешь делать из меня своего адвоката! Я должна была сохранять мир в доме, а потом ты пускала меня в расход, как только мирилась с ним! (Она говорила все громче.) Как ты смеешь отнимать у меня счастье! Как ты смеешь заражать меня потребностью делать тебя счастливой, даже когда я знаю, что это невозможно! Как ты смеешь заставлять меня думать, что я неудачница, потому что я не смогла устроить твою жизнь! Это не моя задача! Ты должна была помогать мне. Как ты смеешь делать из меня угодницу для мужчин, которые не могут сами о себе позаботиться. Да как ты смеешь!»

Она прервала чтение и удивленно посмотрела на меня, а я спросила, как она себя чувствует.

Эллисон: «Не как жертва. Я на самом деле чувствую себя сильнее».

Гнев Эллисон подарил ей ясность и уверенность. Я видела, как она набирала силу с каждым «Как ты смеешь!», позволив гневу стать неотделимой своей частью. Теперь она использовала его, чтобы выплеснуть годы боли и отчаяния, и наконец смело смотрела ему в лицо, а не подавляла, стараясь его избежать.

«Держитесь этого чувства, – сказала я ей. – В вашем гневе содержится энергия, и, выпустив ее на свободу, вы вдобавок получили уверенность в том, что для вас плохо и с чем больше нет необходимости мириться. Обратите внимание, что мир не рушится, если вы выражаете свой гнев, даже когда переходите на крик. Почувствуйте накал этой эмоции, найдите удобный и безопасный для вас способ его выпустить. Как только вы это сделаете, вы почувствуете облегчение: оно приходит, когда вы говорите то, что давно заглушали в себе, но всегда хотели сказать. Вы сбрасываете тяжелую ношу, и это в конце концов облегчит вашу жизнь».

Когда дочери проявляют гнев, но прислушиваются к его ценным подсказкам, они получают доступ к важному элементу в своей системе управления эмоциями.

Распутать гнев, чтобы найти сожаление

Саманта с виду казалась полной противоположностью Эллисон. Она активно выражала ярость по отношению к своей садистски контролирующей матери и при чтении письма почти кричала, дойдя до последних слов, где обещала родительнице: «Я буду делать все по-своему, нравится это тебе или нет».

«Не могу передать, как хорошо наконец дать ей отпор, даже если это только в письме, – призналась она, закончив читать. – С тех пор как я написала эти слова, я все смотрела и смотрела на них, и думаю, они действительно помогут мне изменить наши отношения раз и навсегда».

Я сказала ей, что уверена: так и будет. Рассказывая свою правду, она по-настоящему разглядела и прочувствовала свою силу, и она уже не была той четырехлетней девочкой. «Я обратила внимание на унижение и боль той малышки, которую вы описываете в письме, – сказала я. – Куда делись эти чувства? Как думаете, что случилось с той маленькой девочкой?»

Саманта: «Не знаю… Думаю, она выросла и стала мной».

Я сказала Саманте, что, повзрослев, она все еще скрывала в себе море эмоций, которые так и не смогла перерасти. Долгие годы унижений и боли не исчезают просто так. Обиженный ребенок – это энергия, до сих пор живущая в дочерях, и этот ребенок боится, что ему снова сделают больно. А вспышки гнева на работе и взрывной характер на это намекали, и я сообщила ей об этом. Обычно гневом люди ограждают себя от глубокого чувства уязвимости.