Безславинск

Помещение морга, находившееся за мощной бронированной дверью, превратилось в некую лабораторию, в которой трансплантологи активно извлекали всевозможные органы из «свежих» местных трупов, сердца которых остановились не более двадцати минут назад, а из трупов, привезенных с поля боя, «несвежих», так сказать, останков — гипофиз, твердую мозговую оболочку, костную ткань и сухожилия.

В нос Ализы ударил едкий запах ацетона, в который помещали гипофиз, дабы тот не испортился.

Лысый, с чёрными буденовскими усами потрошитель-трансплантолог засовывал в печь труп грузного мужчины с пулевыми ранениями на груди.

— Пока всех не передушим! Пока все органы не повыдергиваем! Не успокоимся! — не прекращая работы, сказал взбесившийся потрошитель-трансплантолог Ализе, указывая на ещё не разделанные трупы, лежащие на столе.

Ализа слышала голос потрошителя, но плохо воспринимала смысл его слов: куча развороченных трупов, наваленных у кремационной печи, отвлекала её внимание от всего живого. Лицо и шея его были красны, точно ошпарены кипятком.

Почерневшую на спине от пота рубаху потрошителя-трансплантолога обдувал напольный вентилятор, и казалось, что это он кружил разгоряченную голову запахами формалина, гнилья и смерти.

«И почему их в народе называют „коршунами“? Это же самые настоящие шакалы!» — подумала Ализа, стиснула зубы, чтобы не закричать и не впиться ими в шею омерзительного трансплантолога.

Ализа, находясь в состоянии, приближенному к потере пульса, начала осматривать трупы в надежде не найти среди них своего сына. К счастью, МарТина не оказалось в этом страшном помещении.

Глава 40 Сын!.. Сын!.. Сын!..

Ночью над поселком Едькино прокатилась гроза. Намаявшийся, переживающий за судьбу своего автомобиля больше, чем за судьбу жены, Григорьян спал на заднем сиденье родного жигулёнка — хоть самого укради.

Сквозь сон слышал он, будто по капоту, крыше и дверцам машины бьют палками, стучат кулаками и орут какие-то люди. От этих полоумных криков и стуков гудела земля. А он, сжавшись в комок, прячась за сиденья, отстреливался и все силился из автомата Калашникова пристрелить уворачивающихся дебилов.

Тучи уже так громыхали, что Григорьян вздрагивал, на секунду просыпался, садился на сиденье и сквозь полураскрытые веки видел в окошко жигуленка, как в грифельно-черном небе сверкают накаленные до предела молнии, как неистовствует на вершинах склонов горной гряды «Королевские скалы» раскатистая гроза.

Незадолго до рассвета к машине подошла обессиленная Ализа. Она рыдала от злобы, горя и обиды. Ей казалось, что все, решительно все ополоумели и как сговорились против неё. И никто не только не поверит её рассказу, но еще и сочтут за сумасшедшую.

Она прислонилась спиной к жигуленку, сжала на груди кулаки и посмотрела в небо.

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери услыши меня, грешную и недостойную рабу Твою. Что же я натворила, Господи? Где же мой сын? Прости меня, никудышную! Господи, в милости Твоей власти чадо моё, мой МарТин, помилуй и спаси его имени Твоего ради. Господи, огради его от видимых и невидимых врагов, от всяких бед, зол, несчастий и от напрасныя смерти. Аминь.

Ализа закрыла глаза и вспомнила тот зимний морозный день, когда родился МарТин. Они с Гарретом и его сестрой Линдой гостили у какого-то дальнего родственника в провинциальной Финляндии.

Запушенный инеем березовый лес был сказочно бел и очаровывал своей тишиной.

Старые толстые стволы казались серебряными. Их длинные хрустальные ветви, сверкая, переливались на солнце.

После оттепели легкий морозец сковал невидимое дыхание деревьев в игольчатый иней.

Ализа и Гаррет стояли на гребне увала. Впереди — насколько хватал глаз — раскинулась финская заснеженная тайга. Справа, у подола, виднелся игрушечный городишко с красными крышами. Слева — крутой обрыв с шумящими, незамерзающими и зимою водопадом и речкой.

— Красота-то какая! — сказала Ализа и плотнее прижалась к мужу. — Я такая с тобой счастливая…

— Люблю тебя больше жизни! — крикнул Гаррет на всю округу. Ализе показалось, у неё выросли вдруг крылья: взмахни ими, и полетишь над заснеженным лесом.

Вдруг малыш толкнулся, заворочался, и начались схватки…

Ализа разродилась тем же вечером.

Гаррет присутствовал при родах, увидев ребенка, сделавшего свой первый вздох, не смог больше сдерживаться, закричал:

— Сын!.. Сын!.. Сын!..

Ослабшая, измученная родами Ализа, будучи не в силах выразить охватившие ее чувства, обняла голову нагнувшегося к ней мужа обеими руками, привлекла ее к своему побледневшему лицу и чуть слышно прошептала ему:

— Я тоже люблю тебя больше жизни!..

Теперь, когда прошли годы и Гаррета не стало, Ализа по-новому начала ощущать свою любовь к нему. Ей казалось, что когда она жила с ним, то не понимала всей ценности любви, а только безрассудно, беспечно, по-девичьи наслаждалась ею.

Ализа начала припоминать самые мелкие подробности их жизни с Гарретом. Как они растили МарТина, как вместе придумывали сюжеты новых картин, как устраивали выставки, как…