Безславинск

В слове «поставил» читалась чуть ли не вся жизнь Димоши, начавшаяся с трёх лет на омском вокзале. Людон это понимала и смотрела на своего желанного мужчину с восторгом. В сильном, смелом его лице, во всей геркулесовски-могучей фигуре чувствовалась холодная внутренняя уверенность, которая покоряет не только женщин, но и многих мужчин. Ловкость, удаль, бесстрашие Димоши навсегда запомнились Людон ещё с давних пор.

— К нам-то сюда как тебя занесло?

— После армии не хотелось вертаться в этот поганый Омск, вот с Юркой сюда и прирулил. У него здесь сестра жила, она замуж за хохла выскочила и с Воронежа сюда перебралась.

— Так ты с Юркой толстым вместе в армии служил?

— Ну да. И дембельнулись вместе. Вот. Потом с Анташкой познакомился, она как раз на побывку из Донецка приехала, училась там в педагогическом колледже. Как и её мамаша, хотела учителкой стать. По музыке… Потом поженились. Я её фамилию взял, чтобы своё детдомовское прошлое пореже вспоминать. Хотя моя фамилия красивая была — Коршунов, а её какая-то петушиная… Надуйкина, бля!

— Помню. Молодые мы тогда все были, — посетовала Людон. — Странно только, шо меня ты вычеркнул из своих воспоминаний. Помнишь, как ещё до Анташки твоей зажигали?

— Помню, но смутно…

— А я вот тебя часто вспоминала…

— Ну, а ты-то как жила все эти годы?

— Я-то… Помотало меня по белу свету. Как только ты женился, я в Киев подалась за «лёгкой жизнью». Устроилась сначала уборщицей в большом торгово-развлекательном центре, а больше никем и не брали, ведь образования-то у меня не было никакого. Я ж даже школу восьмилетнюю не закончила, после седьмого класса плюнула на образование. Короче, народа тьмуща в этом киевском центре работало. Задружилась с охранником одним, он, кстати, с Донецка был, земляк наш. Жить стала с ним в его комнате. Всё экономила. Потом он меня в офис секретаршей пристроил, до сих пор понять не могу, как ему это удалось. Вот. Хозяин там был — наивный мужик, хотя уже и взрослый. Я ему всякие басни рассказывала про свою жизнь никудышнюю, про моих «родственников-погорельцев», а он и верил. Деньгами помогал, вещи сумками таскал для меня и моей родни. И так два года продолжалось, подоила я его по полной программе! Даже с женой его умудрилась развести. Всё ради меня бросил. Продал бизнес, уехали мы с ним в Одессу, а одним осенним утром я собрала вещички да смылась от него. А он, дурак, взял да повесился в гостиничном номере. Тогда я в Донецк и подалась, всё ж поближе к дому. Там меня закрутило по полной программе, вспоминать стыдно…

— По рукам пошла?

— Типа того. Молодая была — глупая. Парней поменяла уйму. Да остановилась на одном мудаке, наш, кстати, из Безславинска.

Неожиданно Димоша рассмеялся. Но не от рассказа продавщицы, а скорее от своего непривычного состояния — быть на свободе, сидеть после ошеломительного секса с женщиной (а не с каким-нибудь зоновским омерзительным, опущенным петухом!), быть пьяным и ни от кого не прятаться! Действительно, смешно! От смеха карие глаза Димоши увлажнились и заблестели, лицо залучилось веселыми морщинками. Казалось, что и темная подкова шрама над левой бровью тоже засмеялась.

— Ты чего ржешь как мерин? — нахмурилась Людон.

— Не над тобой, не дрейфь, над собой.

— Понятно…

— Ну, и? Кто таков был тот мудак из Безславинска?

— Ты его не знаешь.

— А мудак почему?

— Да пил, бил меня и не работал. А я его содержала на свою зарплату мизерную. Устроилась в столовку посудомойкой и спину там гнула с утра до ночи. Хорошо хоть пожрать удавалось каждый день приносить, а то бы так с голоду с ним подохли. Так и промучилась несколько лет. Затем залетела от него, а на пятом месяце выкидыш был, врачи сказали — преждевременные роды, и спасти ребёночка не смогли. Девочка была…

Людон замолкла, всплакнула, вспомнив то тяжелое время.

— Это тебе обратка случилась за то, что ты босса своего наивного на бабло разводила на доверии, с женой разлучила и до смерти предательством своим паршивым довела. Да и за жизнь распутную тоже ответку держишь. Уж поверь мне, за всё платить приходится.

— Наверное, ты прав, — согласилась Людон, покорно проглотив все оскорбления Димоши, вытерла ладонью щеку от слезы и продолжила: — Короче, когда всё это случилось, решила вернуться домой в Отрежку. Как ни крути, а здесь всё родное. Устроилась сюда в магазин. Хозяин хоть и жадный хохол, но порядочный.

— Его, поди, тоже на доверии разводишь?

— Неа, хватит, наразводилась уже.

— А шуры-муры крутишь с ним?

— По началу было чутка, но сейчас всё, довольно этих шур-мур.

— Хочешь сказать, что мужика вообще никакого нет?

— Почему нет, клеится ко мне инспектор Ябунин, но я этого хряка не подпускаю. Да теперь и не нужно совсем.

— Это почему же? — ухмыльнулся Димоша.

— Ты ж вернулся. Вона как я тебя встретила, Димон…

— Да уж. Раньше были Димоша да Анташа, а теперь Димон да Людон! Встреча удалась. Неизвестно, как меня тёща примет…

— Ну, а ты, на чьей стороне быть собираешься?

— В смысле тёщи?

— Да какой нафиг тёщи?! Я по поводу войны!