Безславинск

— Спасибо… — и Димоша, чтобы разрядить обстановку и отвлечься от щепетильной темы, решил надеть новый немецкий галстук. Все шло хорошо, пока он распечатывал красивую упаковку, но как только он принялся завязывать стильный галстук, ничего не вышло. Как ни завертывал, как ни перекладывал он из руки в руку плывущий меж пальцев галстук, непременно получался простой узел.

— Егучие рога! Да что такое?! — обозлился Димоша и в десятый раз стал складывать на щепоти новую комбинацию.

Анна рассмеялась:

— Чего ругаешься? Не умеешь, что ли?

Ее отец, наклонив голову набок, обмотал по белому воротнику сорочки галстук и, замерев, держал его под подбородком, не зная, в какую сторону и как наложить одну половинку галстука на другую.

— Давай помогу, — продолжая смеяться, она отобрала у смущенного Димоши галстук, переложила его с ладони на ладонь и, перекинув концы, неуловимо быстро затянула элегантный продолговатый узел.

— Хоть на витрину становись! — оправляя воротник сорочки, подмигнув, сказала Анна.

Настроение у отца явно улучшилось:

— А что это мы, всухую будем праздновать? Я щас по-шурику до магаза и обратно… — Димоша встал, направился к двери, задумался, побарабанил пальцами о дверной косяк и пояснил: — Надо бы мне помыться-побриться с дороги и это… Короче, вот только с баблом напряг, всё на мобильник и куклу потратил.

Анна подумала: «Не буду сейчас говорить о разговоре с прокуроршей. Вот вернётся из магазина, и попрошу его пойти вместе со мной прямо к ней домой. Уговорю его схорониться на время в её особняке…».

Анна, не говоря ни слова, достала из серванта шкатулку. В ней лежали деньги, накопленные ею за долгие годы на оплату обучения в Академии танца. Затем она подошла к отцу и вручила ему своё состояние.

— Вот. Возьми сколько надо.

— Тещины, что ли?

— Да нет, мои. Почти десять лет копила. Экономила на всем, на чем могла… Вот и скопила.

— На платье свадебшное что ль?

— Нет. Не на платье. На учебу…

Глава 23 Ах, черт бы тебя подрал!

Всё в том же сельмаге, по-прежнему расположенном на улице Крематорской, у прилавка стояла неизменная Людон с «тяжелой головой» и перебинтованной шеей. И если первая раскалывалась после свадебного гулянья, то вторая жутко ныла после пчелиной атаки. Единственным спасением была третья банка холодного пива и сигарета, уже восьмая за сегодняшний день. Дверь открылась, и на пороге появился гладковыбритый Димоша. Он немного постоял, сделал пару шагов в сторону прилавка и сказал:

— Здорова, барышня-хозяюшка!

— Здорово, коль не шутишь.

Потом посетитель подошёл совсем вплотную к прилавку, пристально разглядывая продавщицу, и поинтересовался:

— Погодь-погодь, Людка, ты, что ли?

На опухшем с похмелья лице Людон малиновел напомаженный рот. Брови её были неузнаваемо черны, от уголков глаз тянулись к вискам широкие полоски, замалёванные чем-то синим, а над зелёной банданой торчала копна ярко-красных, тоже не Людониных волос — перестаралась с цветом, готовясь к свадьбе. Всё на её лице было неприятно-чужое, и только глаза, зелененькие пуговки с удивленно расширенными зрачками, оставались прежними. «Людкиными зеньками»!

— Ну, допустим, я. А ты Димоша… Щербатый! Я тебя узнала!

— Он самый.

— С зоны, что ли, сбежал?

— Откинулся я по закону. И справка при мне.

— Нашёл время-то — самое «подходящее» для откидки.

— В смысле?

— В том смысле, что делать здесь сейчас совсем нечего. Палят кругом без остановки.

— Понятно. Боишься, поди, меня-то?

— Чего мне бояться, ты не медведь…

«Хороша бабец, нечего сказать. Кабы так начать, чтобы не спугнуть. Уж больно хочется эти сиськи помять, как раньше…»

Димоша прищурился, поводил плечами, Людон игриво приподняла правую бровь.

«Ох, Щербатый! Так и кинулась бы на тебя сейчас! Чего же ты тянешь? Али забыл, как мы с тобой до твоей свадьбы проклятущей кувыркались? Али забыл, как я ласкала тебя?»

— Горилка хорошая имеется? — спросил Димоша.

— Имеется…

Людон ответила томно, провела языком по верхней губе и глубоко затянулась сигаретой.

Десять лет сексуального воздержания, именно такой срок отсидел Димоша в далёкой колонии строгого режима на Львовщине, приносили свои плоды. Контролировать страсть не представлялось возможным, а потому, чувствуя крайнее обострение сексуального аппетита, Димоша повёл себя несдержанно и вызывающе. Единственной целью такого поведения было удовлетворение физической потребности. Он, не церемонясь и не растрачиваясь на прелюдии, с ходу взял на абордаж все «снасти», хранившиеся под сарафаном его давнишней знакомой. Причем последняя была абсолютно не против подобного нападения, и сама оттащила своего неожиданного воздыхателя в подсобку. Возня, смахивавшая на хаотичные обнимания, внезапно закончилась прямо на полу узкого помещения между длинными полками, так что Людон едва успела расстелить на прохладном цементном полу висевшую на гвозде телогрейку.

— Ах, черт бы тебя подрал! Щербатый! — вздохнула Людон, пылко обнимая его за голову и жадно целуя в губы. — Давай же скорее, что ты там возишься?