Безславинск

Чем больше он думал, издали глядя на дом, ставший ему родным, тем лицо его становилось темнее, руки глубже уходили в сырую, пухлую мякоть мха. Перед затуманенными глазами его бешеным хороводом проносились мучительные картины: Анташка и Шульга… Признаётся в любви… Что-то дарит… Целует её…. Димоше казалось, что он никогда ещё не любил ее так страстно, всей силой своей души, со всей страшною печалью и мукой.

Димоша уткнулся лицом в удушающую прель мха. Кислый запах ударил в ноздри, мысли заскакали, как бешеные.

«А что, если Анташка говорит правду и у них просто дружба? И ничего нет!» — подступило сомнение. Но ревность, пронзившая его, как молния небо, нашептывала ему: «Есть-есть…»

«Юрка толстый, соседка, вся Отрежка да и весь Безславинск…» Весь Безславинск смеется над ним, над его позором! Рогоносец!..

«Ну, Шульга, ну, жаба дырявая! Капец тебе, „петух гамбургский“!»

Пробирался задворками, вздрагивая от шорохов во дворах, от пьяных выкриков на улице. На открытых местах пригибался, словно крался к сторожкому зверю. Казалось, вся жизнь зависела сейчас от того, чтобы подойти, подкрасться к дому Шульги как можно незаметнее.

Громко залаял соседский пёс. Димоша, ступая на мыски, подошел к окну и прижался к простенку. Кровь била в виски, ослабевшие колени подгибались… Распластав по стене руки, он повернул шею и, скашивая глаза на освещенное окно, стал подтягиваться к косяку.

В комнате тускло горел торшер, в кресле перед телевизором сидел отец Вадима Шульги, а в углу хозяйничала его сестра. Димоша припал к стеклу окна и долго не мог оторвать глаз. Надеялся, вот-вот появится и сам мерзавец Шульга. После он спрыгнул, подошёл к двери, громко постучал.

— Тебе чего? — спросила сестра, нескоро открывшая дверь.

— Позови брата.

— Нет его. В город сегодня укатил.

— В какой ещё город? — не понял Димоша.

— В Донецк. «Дон и ёбцк» расшифровывается. Теперь понял? — пошутила девка и весело щелкнула языком.

«Дон и ёбцк! Значит, там её будешь ждать?!». Димоша кинулся домой. Бежал на одном дыхании. Горилка кипела в крови буйной смесью. Долетев до крыльца, он сжал пальцы до хруста в суставах и в бешенстве рванул за знакомую витую ручку двери.

Посреди хаты на полу играла с куклами Анечка, а около письменного стола, за которым сидела обеспокоенная Александра Петровна, с цепочкой в руках стояла бледная, трепещущая, полная смятения и радости Анташа. У них явно состоялся разговор матери и дочери, в котором первая советовала быть мудрой и не ставить в известность ревнивого мужа, сохраняя тем самым всеобщее спокойствие.

«Трахалась Анташка с Шульгой? Да или нет? Изменяла мне? Вы знаете! Знаете, но молчите!..» — Димоша обернулся к дочери и тёще, словно ждал от них подтверждения.

Лицо Димоши было мрачным. По напряженной его фигуре было понятно, какую ярость несет он в себе.

— Убью, сучка похотливая! — громом вырвалось у Димоши.

Радостный вскрик её тут же замер. Черные впадины глаз на бескровном лице Димоши, трясущиеся губы и весь он, точно огромный кулак, занесенный над головой…

Анташа сжалась и стала отодвигаться к стене. Пятясь, она задела настольную лампу. Моргнув огненным глазком, лампа со звоном упала на пол и разбилась.

В этот короткий миг Димоша успел охватить диким взором и широкую, с высоко взбитыми подушками кровать, и пестрые квадраты покрывала, и зажатую в правой руке Анташи цепочку.

«На этом самом покрывале, подаренном мною же, ты с ним…» — окончательно теряя разум, подумал он.

Всё это промелькнуло с той быстротой, с какой молния рассекает грозовые облака, выхватывая из тьмы ночи и мокрые, трепещущие листья на деревьях, и согнувшегося под дождём путника. Димоша кинулся, перепрыгивая через дочь, прямо к жене. Анташа пронзительно вскрикнула и тотчас же умолкла, точно ее накрыло подушкой.

Поднятые руки ее скользнули по плечам Димоши и опустились. Из правой выпала цепочка с кулоном. Димоша на лету подхватил ее, гадливо разорвал на части, раскидал по комнате и, размахнувшись, ударил по лицу. Анечка закричала, Александра Петровна кинулась к внучке, а напружиненное тело Анташи потеряло опору и грохнулось на стену. Оборвалась тонкая бечевка на оригинале картины Владислава Ерко — любимого современного художника Анташи, полотно бабахнулось на пол, разлетелась хлипкая рамка. Спасаясь от возмездия, Анташа метнулась в сторону кухни, споткнулась о ножку кресла, завалилась вниз.

— Куда?! — взревел Димоша. — Стоять!

По злой иронии судьбы она ударилась лицом об острый край радиатора, установленный в углу гостиной, вскрикнула, и послышался неприятный хруст. Изменщица разорвала губу, щёку, глаз и сломала себе шею. «Неужели мимолетная страсть с этим попугаем Шульгой стоила того?» — мелькнуло в её сознании и ровным рядом пошли яркие картины из прошлого…

Смерть наступила практически мгновенно. Тело Анташи лежало изуродованным лицом вниз. Со стороны казалось, что она не умерла, а притаилась и внимательно слушает — нет ли кого в подполе.

…Ползли тихие сумерки. На вершине сухого тополя заворочалась какая-то большая птица и взлетела, роняя ветки.