Безславинск

– Батюшка, что ты еще, ей Богу, несешь? – возмутился участковый, в лексиконе которого каждым третьим словом был мат. – При чем здесь Богородица?

– Ох, урядник! В нецензурной брани нет ни грамма любви! А Бог наш, наша Богородица – и есть само воплощение любви!

– Какая тут, к ебеням, любовь?! – вклинился в диалог подвыпивший мужичок, недавно потерявший брата и сына. – У нас война вовсю!

– Устами нечестивых разрушается град, а устами праведных возвышается… – тихо добавил священник и надолго умолк.

Наконец пчёлы разлетелись, люд «опомнился», практически перестал материться, и к праздничному столу возвратилось прежнее радостное настроение.

– А, чо, Ванёк… То есть Вахлон, в натуре классный подарок! – опомнился от шока Генка. – Мы бы здесь до такого никогда б не додумались! Слушай! А ведь у тебя раньше волосы были по плечи! Чего оболванился-то?

– Пацан должен быть либо почти лысым, либо длинноволосым, а что-то между – это петушня какая-то!

– Факт, братан! Не мужское это дело – о красоте своей заботиться! Разве что о красоте своего оружия или коня! Ну, а ты теперь прямо лысый ёжик! Остограмься с дороги-то!

Вахлон охотно принял предложение брата, запрокинул стакашку, смачно откусил полбока у аргентинского яблока. Сладкий сок обдал ему нёбо, брызнул на губы, на пальцы, державшие большое зеленое яблоко. М-м-м…

«Хорошо-то как! Не зря трясся целые сутки! Сейчас наемся, напьюсь и с какой-нить хохлушечкой „поженюсь“ на пару ночей, хмы!»

Участковый Ябунин, сидевший напротив главы горсовета, вытянул по-гусиному шею и тихо спросил главу под общий шумок:

– А вы не боитесь, шо когда правильная власть вернётся, то она «отблагодарит» вас за сотрудничество с ополченцами?

– А сам-то ты не боишься? – самоуверенно ответил вопросом на вопрос красивый мужчина в костюме.

– Если честно, то меня настораживают обещания Киева.

– Это какие же?

– Говорят, что все должностные лица, тем или иным образом способствовавшие «террористам и сепаратистами», потеряют свои должности и будут сурово наказаны, – уже перейдя на шепот, вещал Ябунин.

– Ты, Иван Геныч, так уж сильно не переживай, тебя-то точно никто не накажет и не лишит должности. Почему-то я в этом уверен на все сто процентов!

Гости снова расселись по прежним местам, и всё пошло своим чередом, пока калитка не отворилась и во двор не зашли незнакомцы.

– Здравствуйте, люди добрые! – вкрадчиво начал свою речь Олежа Валерич, из-за плеча которого выглядывал «нестриженный пудель».

– Здоровеньки булы! – поприветствовал их Кузьма, – Хто ви таки будете и звидки до нас подарували?

– Мы корреспонденты из Донецка. Прибыли для освещения событий в вашем городе, – пояснил Олежа Валерич, демонстрируя журналистское удостоверение, и сфотографировал молодожёнов. – Не против будете, если мы присоединимся к вашему столу?

– Конечно! Проходите, сидайте! – подоспела Степанида Владимировна со стульями.

Гости оживились и, хотя все еще помнили о настоятельной просьбе деда Кузьмы и его жены прокурорши – не обсуждать за свадебным столом политику и войну, каждому хотелось высказаться, каждому хотелось поделиться наболевшим с «донецкими корреспондентами». И посыпались реплики с разных концов стола: «Эти фашисты обстреляли позавчера похоронную процессию», «Украинська армия на межи розвалу», «Каратели в тотальном окружении», «Украину ждет реституция, а Львов возможно станет Лембергом», «Гирши часи ще не настали – в США є план»…

Участковый инспектор Ябунин внимательно рассматривал «донецких корреспондентов». Особенно странным ему показался смуглый «нестриженный пудель» в белой футболке, плотно облегавшей его рельефный торс. При высоком росте он был так широк в груди и в плечах, что тянул на сто двадцать килограмм. Но при этом был подвижен и ловок: лихо уселся на стуле, перекинув в мгновение ока ногу через спинку, быстро и четко накладывал закуску, наливал горилку, оценивающе резво рассматривал гостей. В плотно сжатой линии приподнятого в уголках рта чувствовались одновременно и веселость, и воля.

Директор Огрызко тоже сконцентрировал своё внимание на незнакомцах.

«Ну и журналист, ну и корреспондент, – думал Изиль Лелюдович, – прямо атлет с необыкновенно объёмной даже для борцов-профессионалов грудью и эдаким классически отработанным телом, кажись, весь сплетен из одних только мускулов и сухожилий. Тебе, твою мать, не статьи писать, а в боях без правил выступать!»

Оценив господина корреспондента постарше, представившегося просто «Олежа», что было странно для его возраста, директор школы сделал вывод: «С этим жеманным Олежей всё ясно – латентный педераст!»