Безудержный ураган

Шаймор вошел в дом, мельком отметил обветшалую обстановку, в беспорядке разбросанные вещи, возможно, забытые хозяевами второпях. Этому жилищу, повидавшему, наверное, тихие спокойные вечера, детский смех, вальяжную поступь кота, предстояло сгореть в огне. Шаймора, казалось, забавляло все происходящее или же он обладал редкой способностью воспринимать жизнь такой, какая она есть. Задорно стрельнул заклинанием — дверь обиженно хлопнулась на пол. Воины расчистили комнаты от мешающей мебели, в противоположной от входа стене пробили дыру.

Ждать пришлось недолго. Отступая с боем, в дом вошли вальдары. Бруснир шел последним, а за ним неслась огромная толпа серых монстров. Битва продолжилась внутри дома. Вальдары пытались заманить туда побольше ворлоков. Дольше всего задержались у выхода. Бруснир и Шаймор перегородили проход и бились с тварями, выигрывая время. Один из ворлоков, растолкав собратьев, дотянулся до Шаймора. Жизнь вальдара быстро потекла в монстра, наполняя его силой. Меч Бруснира свистнул, разрубая воздух и чудовище. Половинки уродливого тела упали к ногам воина, они извивались и пульсировали. Внутри что-то противно булькало, а когти все еще царапали пол. Бруснир отшвырнул тварь ногой, подхватил ослабевшего Шаймора и выскочил из дома. Приказал:

— Жгите!

Вальдары соединили усилия в мощном заклинании. Жилище вспыхнуло, словно стог сена. Пламя утробно загудело и рвануло жадные лапы высоко в небеса. Мириады искр осветили ночь. Дом, верой и правдой служивший людям, отдал свою жизнь.

— Ты в порядке? — спросил Бруснир друга.

— Нормально, — отмахнулся Шаймор и попытался стоять самостоятельно. Его слегка пошатывало.

В доме погибла едва ли четверть ворлоков. Остальные обошли вокруг и напали. Вальдаров постепенно теснили к таверне.

Глава 12. Что угодно, лишь бы спастись

Жрец заперся в церкви Трехликого с последователями и наблюдал за происходящим сквозь щели в забитом окне. И он, и его паства запаниковали, увидев ворлоков. Деян перепугался, как никогда в жизни. Его вера не помогала успокоиться. Она трещала по швам перед лицом мучительной и неминуемой гибели. Разве Трехликий являл ему доказательства своего существования? Нет. Но и он не делал для бога что-нибудь значительное. Злокозненный ум услужливо подсказал что может понравиться божеству.

Деян встал посреди церкви, воздел руки к небу, и речь его зазвучала набатом.

— Настал час покаяния! Час расплаты за грехи человеческие! Трехликий Бог не желает простить вас. Молитесь, несчастные! Ибо настал ваш смертный час! — жрец сделал многозначительную паузу, наслаждаясь эффектом, произведенным на слушателей. Лицо его светилось мрачным торжеством. — Люди посмели вмешаться в то, что им неподвластно. Бог карает вас за это. Мир утонет в крови!

Голос его эхом гулял под сводами церкви, причудливо отражаясь от них и проникая липким страхом в души собравшихся.

— Лишь у самых верных последователей Трехликого есть шанс спастись… — бросил Деян надежду пастве.

Люди зашептались. Всем хотелось спастись. Никто не желал умирать и, вот прямо здесь и сейчас, расплачиваться за грехи. Послышались вопросы:

— Как нам спастись? Деян, скажи, что нам делать! Мы готовы на все!

Жрец обвел всех горящим взглядом полубезумных глаз. На его морщинистом лице плясала кривая усмешка. Он и сам поверил в то, что говорил:

— Нужно принести жертву. Трехликий пощадит нас, узрев раскаяние и дарованное подношение.

— Какую жертву? Давайте принесем жертву! Мы готовы. Не желаем умирать! — оживилась паства.

— Человеческую жертву! — громогласно проскрежетал Деян.

Люди замолчали. По выражениям лиц жрец понял — многие согласились с ним. Тишину прервал робкий голос женщины, прижимавшей к груди перепуганного мальчонку лет шести от роду:

— Нельзя приносить в жертву человека. Это жестоко. Ни один бог этого не одобрит.

Деян тут же пресек инакомыслие. Наставил на нее указующий перст:

— Вот! Такие как она и навлекли на нас все эти беды! Сомневающиеся, гордые! Она думает, что смеет перечить воле Божьей!

Маленькая худощавая женщина была молода, но проседь в темных волосах свидетельствовала о нелегкой жизни. Она поняла, что навлекла беду, сжалась и покрепче привлекла к себе сына. Люди в церкви смотрели на нее осуждающе.

— Ее и ее сына мы принесем в жертву! И великодушный Трехликий пощадит нас! Мы спасемся! Схватите мальчика! Принесите его ко мне! Схватите женщину! — кричал жрец, брызжа слюной.

Паства зашевелилась. Послышались одобрительные возгласы. Нихрай с друзьями схватили мать, ребенка бесцеремонно вырвали из ее трясущихся рук. Она отбивалась и умоляла людей остановиться. Толпу это только заводило. Девочка, лет четырнадцати с вьющимися волосами и светлыми глазами, тянула к ним руки и просила:

— Отпустите их!

Никто не обращал на нее внимания.