Безумен род людской

Мы актёры. Мы притворяемся, а притворяясь, мы убеждаем. Если бы кто-то спросил, не крал ли я его кошелёк, я бы посмотрел на него потрясённо и так невинно, что не успел я еще ответить, а он уже знал бы ответ, а все это время его кошелёк лежал бы у меня в камзоле.

Но в тот момент нам не нужно было притворяться. Сомневаюсь, что многие из нас знали, что его милость подразумевал под «Собранием», и поэтому большинство просто выглядели озадаченными или обеспокоенными. Мой брат точно знал, но тоже выглядел озадаченным, даже ошеломлённым. Если бы мы притворялись, это стало бы самым убедительным представлением, когда-либо происходившем в «Театре», более чем достаточно, чтобы убедить лорда-камергера, что мы невиновны в том грехе, в котором он нас обвинил. Нахмурившись, брат покачал головой.

— Милорд, — он низко поклонился, — мы ничего подобного не делаем!

Джеймс Бёрбедж, должно быть, знал, что такое «Собрание», потому что тоже поклонился, а затем, выпрямившись, развёл руками.

— Обыщите театр, милорд.

— Ха! — Лорд Хансдон ответил на это приглашение смехом, которого оно заслуживало. — Вы уже наверняка спрятали книги. Принимаете меня за дурака?

— У нас нет книги, милорд, и никогда не было, — с жаром сказал брат.

Его милость внезапно улыбнулся.

— Мастер Шекспир, мне плевать, даже если она у вас есть. Просто спрячьте от греха подальше. Вы её читали?

Брат поколебался, но потом кивнул. 

— Да, милорд.

— И я тоже. Но если люди Поросёнка Прайса найдут здесь экземпляр, вы все очутитесь в Маршалси. Все! Моя кузина, — он имел в виду королеву, — терпит многое, но не потерпит эту книгу.

Маршалси — тюрьма к югу от Темзы, недалеко от театра «Роза», где играют люди лорда-адмирала, с которыми наша труппа по-дружески соперничает.

— Милорд, — медленно и осторожно произнёс мой брат, — у нас никогда не было этой книги.

— Не вижу для этого причин. — Лорд Хансдон внезапно оживился. — Чёрт возьми, это вообще не ваше дело, правда? Ваше дело — феи и любовники, да?

— В самом деле, милорд.

Лорд Хансдон щёлкнул пальцами, и худощавый слуга расстегнул сумку и вынул стопку бумаг.

— Мне она нравится, — произнес лорд Хансдон, хотя и не совсем убеждённо.

— Спасибо, милорд, — осторожно ответил мой брат.

— Я не читал всё целиком, — сказал его милость, взяв бумаги у худого слуги, — но то, что я прочитал, мне понравилось. Особенно в конце. Пирамида и напёрсток. Отлично!

— Спасибо, — еле слышно сказал мой брат.

— Но моя жена прочитала. Она говорит, что это чудо. Чудо!

Брат потерял дар речи.

— А только мнение её милости и имеет значение, — продолжил лорд Хансдон. — Я бы предпочёл несколько поединков, может, заколоть кого-нибудь, порезать горло? Но пожалуй, кровь и свадьбу лучше не смешивать.

— Они плохо сочетаются, милорд, — вставил брат, забирая страницы у его милости.

— Но вот что. Моя жена заметила, что у пьесы ещё нет названия.

— Я думал... — начал мой брат, но умолк.

— Да? И что?

— «Сон в летнюю ночь», милорд.

— Какая еще летняя ночь? — нахмурился лорд Хансдон. — Ведь чёртова свадьба будет в середине зимы. В феврале!

— Именно так, милорд.

Немного помолчав, лорд Хансдон рассмеялся.

— А мне нравится! Это мне по душе. Это же просто чепуха, верно?

— Чепуха, милорд? — осторожно переспросил мой брат.

— Феи! Пирамиды и напёрстки! И тот парень превращается в осла!

— О да, чепуха, милорд, — сказал брат. — Конечно. 

Он снова поклонился.

— Но женщинам нравится чепуха, поэтому это подходит для свадьбы. Подходит для свадьбы! Если чёртов Прайс снова вас побеспокоит, дайте мне знать. Я с радостью задушу этого ублюдка.

Его милость махнул рукой, повернулся и вышел из театра в сопровождении своих слуг.

А мой брат засмеялся.

***

— Чепуха, — сказал он. Как всегда, когда он говорил со мной, его голос звучал отстраненно. Когда я убежал из дома и нашёл его в Лондоне, он встретил меня с горьким равнодушием, которое не изменилось с годами. — Его милость прав. Мы занимаемся чепухой.

— Чепухой?

— Мы не работаем, мы играем. Мы актёры. У нас есть театр.

Он говорил со мной, как с ребенком, задавшим дурацкий вопросом. На следующий день после визита лорда Хансдона в «Театр» брат послал мне записку с просьбой прийти в его квартиру на Уормвуд-стрит, за Бишопсгейт. Он сидел за столом у окна и писал, перо быстро царапало по бумаге. 

— Другие люди, — продолжил он, не глядя на меня — другие люди работают. Копают канавы, пилят лес, кладут камень, вспахивают поля. Сажают живые изгороди, шьют, доят коров, взбивают масло, сучат пряжу, черпают воду. Работают. Даже лорд Хансдон работает. Он был военным. Теперь служит королеве. Почти все работают, кроме нас. Мы играем.

Он отодвинул лист бумаги и взял чистый из пачки возле стола. Я пытался разглядеть, что он пишет, но он ссутулился и заслонил написанное плечом.

Я ждал, пока он скажет, зачем меня вызвал, но он молча продолжал писать.

— Так что за «Собрание»? — спросил я.

— Обычно на собрании люди вместе что-то обсуждают.

— Я про то, что упоминал лорд Хансдон.

Он раздражённо вздохнул, потянулся и взял верхний том из небольшой стопки книг. Книга не имела обложки, просто сшитые страницы.