Безумен род людской

Смех из зала стал громче. Я приник вместе с Растом к щелке, чтобы взглянуть сквозь занавес. Гости заняли свои места, а слуги разливали вино. На сцене было темно. Народ продолжал смотреть на неё, но видел лишь два тяжёлых занавеса, свисавших с галереи менестрелей, один закрывал правую треть сцены, а другой — оставшуюся. На каждом занавесе была изображена пара белых колонн, стоявших с другой стороны нарисованной ниши, в которой располагалась нарисованная статуя. Занавес изображал для публики зал афинского дворца и скрывал накрытые марлей деревца граба.

Из буфетного коридора влетел слуга. 

— Она идёт, — прошептал он, — она ​​идёт!

— О господи, — застонал Джордж Брайан.

Он сидел на артистическом сундуке, качаясь взад-вперёд и стиснув руки в молитве.

— Том, Перси! — позвал брат. — Зажгите свечи.

Том с Перси были из домашней прислуги лорда Хансдона, но в этот день стали нашими сценическими помощниками. Каждый зажёг тонкую свечу от свечей в артистической и исчез за занавешенными дверями. С каждой сцены стояло по пятьдесят больших церковных свечей высотой более трёх футов, из дорогого воска, чтобы королева не страдала от зловония жира.

— Деньги, — простонал лорд Хансдон, когда прибыли большие свечи, — это всего лишь деньги!

— Скажу музыкантам, что она идёт, — произнёс я и, не ожидая ответа, скрылся через заднюю дверь и вбежал по лестнице на галерею, только чтобы послушать, как королевские трубачи возвещают о её прибытии, прежде чем у меня появился шанс что-то сказать. Гости в зале встали, мужчины склонились, а женщины присели в реверансе. Музыканты Фила закончили играть.

Королева-девственница! В зал вошла Елизавета, одетая в сияющий белый шёлк и атлас, её рыжие волосы украшала диадема из яркого серебра с пылающими рубинами. Пелерина из горностая свободно спадала по плечам, не скрывая набелённую кожу груди, на которой мерцали бриллианты. Она шла медленно, высоко подняв голову, не замечая почтительных гостей, и вместе со своим кузеном, лордом Хансдоном, направилась к накрытому балдахином помосту. Спереди причёска открывала высокий, красивый лоб и белое гладкое лицо в обрамлении ярко-рыжих завитков и водоворотов густых кудрей. 

— Это парик? — пробормотал Фил мне на ухо.

— Конечно, — прошептал я, — по возрасту она вполне может быть твоей бабушкой.

— Будь она моей бабушкой, — сказал он, — я бы был принцем Уэльским.

— Помоги господь валлийцам, — сказал я. За королевой следовали четыре фрейлины, а за ними шли невеста с женихом, оба уступающие в блеске Елизавете. Невеста — довольно милая в бледно-жёлтом с фиолетовым, жених — в тёмно-синем. За новобрачных шла родня, а когда королева поднялась по двум покрытым ковром ступенькам к отдельному столику, все остановились, и мужчины склонились в поклоне.

— Разве ты не должен устроить шум? — спросил я Фила.

— Нет, пока бабушка не села, — ответил он.

Двое слуг всё ещё зажигали свечи, медленно освещая сцену с разукрашенным занавесом. Королева села, а музыканты Фила снова начали играть, сначала негромко, поскольку гости вернулись на свои места и снова послышался ропот разговоров. Я стоял в тени и наблюдал, пытаясь не обращать внимания на нервное биение сердца каждый раз, когда думал о выходе на сцену. На столы подали ещё вина и серебряные блюда с обилием деликатесов. Семьи новобрачных заняли свои места, невеста с надеждой пристально смотрела на пустую сцену. Лорд Хансдон склонился над креслом королевы, слушая её слова, а потом выпрямился и кивнул Уолтеру Харрисону, а тот, в свою очередь, заговорил с Перси, слугой, зажигающим свечи с левой стороны сцены.

— Мы начинаем, — сказал я Филу.

Перси зажег последние несколько свечей и исчез под галереей. В зале слышались смех и голоса, разливали вино в большие серебряные кувшины. Я услышал шаги на лестнице, открылась дверь, и на галерее появился Джон Хемингс.

— Можно уже начинать, — сказал он Филу. Хемингс, укутанный в большой кусок жёсткой золотой парчи встал рядом со мной, оглядывая сверкающую драгоценностями публику в зале. — Да поможет нам Бог, — прошептал он.

Музыка прервалась. Молчание на галерее продлилось несколько секунд, потом барабанщик медленно ударил в большой барабан, звук эхом раскатился по залу, и десяток ударов заставил публику замолчать, трубач встал и протрубил в фанфары, а когда они стихли, Фил и другие музыканты заиграли красивый и мелодичный танец. Дети прислуги и эльфы из труппы вышли на сцену танцевать. Они просто танцевали под музыку, а Перси с Томом пришли на галерею и теперь тянули верёвки, поднимая экраны, так что сзади открывался нарисованный сверкающий лес.