Безумен род людской

Елена закончила свой монолог и поклялась завоевать любовь Деметрия. Она осталась в дальнем конце сцены, и Уилл Кемп, чувствуя, что публику нужно расшевелить, откинул занавес и выпрыгнул на сцену. Том с Перси опустили с галереи новый занавес, чтобы скрыть нарисованные колонны. Когда упал новый занавес из простой коричневой ткани, свечи снова моргнули. Простой коричневый занавес давал понять, что мы в закрытом помещении, но не во дворце. Мы вышли перед ним в наших простых костюмах. Я чувствовал, что Кемп хочет ошеломить публику, разбудить и заставить смеяться, но изменил настроение в большом зале мой брат.

Он вышел неторопливо, с озадаченным выражением лица. Он не обращал на нас внимания, а всматривался в зал, озирался с ошеломлённым видом и держал паузу так долго, что служивший на время болезни Исайи суфлёром Джеймс Бёрбедж прошептал его начальную реплику. Брат не обратил внимания на шёпот. Он по-прежнему смотрел на удивлённую публику, потом с вытаращенными глазами уставился прямо на королеву и, наконец, произнёс первую реплику, но не нам, а залу, и произнёс её тоном чистого замешательства:

— Вся ли наша компания в сборе?

Публика засмеялась. Это был не вежливый смех, а взрыв радости, почти облегчения. Публика опасаясь, что придётся два часа мучиться, но поняла, что получит удовольствие. Мы больше не нуждались в присутствии королевы, чтобы удерживать внимание зрителей. Мы их увлекли.

Сцену мы покинули с ликованием. Пусть пьеса разворачивалась неспешно, но мастеровые разогрели зрителей. Мы подпитывались от их удовольствия, появились энергия, никогда не появлявшаяся на репетициях. В притворном ужасе я провопил реплику, так возмутившую меня, когда я прочитал её впервые: «Нет, честью прошу, не заставляйте меня играть женщину!»

Я не собирался визжать, это произошло само, и публика засмеялась. Зрители так хохотали, что Уиллу Кемпу пришлось прерваться, когда он изображал львиный рёв.

Питер Пигва только что дал роль льва Миляге, а её хотел получить и Ник Основа. «Давайте я вам и Льва сыграю! Я так буду рычать, что у вас сердце радоваться будет!» И, конечно же, он рычал, неистово рычал на публику, которая вознаградила его смехом, поэтому Кемпу, естественно, пришлось придумать реплики, чтобы ещё порычать. Мой брат прервал его, возвращая к пьесе, но этого никто не заметил. Мы нравились зрителям и улыбались, покидая сцену и пообещав снова встретиться и порепетировать пьесу в лесу недалеко от Афин.

Заиграла музыка, и я схватил ножницы. Зажгли свечи Том и Перси, но сейчас они остались на галерее, и мы, двое мастеровых, взяли на себя правую сторону сцены, а двое других — левую, где подрезали фитили, удаляя лишнее, чтобы пламя горело ярче. Гости болтали и пили вино, пока барабанный бой и фанфары не возвестили, что пьеса продолжается. Двое слуг на галерее подняли занавес, и снова появился сверкающий зелёным светом лес. Вошёл одетый во всё зелёное Алан Раст, даже его лицо было зелёным.

Джин несколько дней кипятила вайду и дрок, чтобы получить зелёную краску для смешивания с белилами, а ещё добавила надменные чёрные брови. Пак выглядел уморительно. Он вышел на сцену так помпезно, что публика зааплодировала.

— А, фея! Здравствуй! А куда твой путь? — начал он, и зал замер, слушая пьесу.

— Нет! — неожиданно взвыл Бобби Гауф в артистической. Я повернулся и увидел, что кто-то из детей встал на его царский шлейф. В эту же секунду Бобби шагнул в сторону, и теперь бело-голубая мантия Титании оказалась разорванной от плеча до бедра.

— О Господи! — прошипела Сильвия. — Иди сюда!

— Мне нужно на сцену! — взвыл Бобби.

— Пойдешь на сцену, когда я скажу. Не дергайся. А ты, — она посмотрела на племянника в костюме эльфа, застывшего в ожидании, чтобы последовать за Титанией, — не ковыряй в носу. — Она вытащила из кармана фартука иглу с уже вставленной нитью. — Не шевелись, — сказала она Бобби, и игла замелькала вдоль длинной прорехи. 

Джин поспешила на помощь, пришивая нижний край дополнительными стежками.

— Но отойдём! — прогудел Пак. — Смотри: вот Оберон.

— А там — царица. Как некстати он! — ответила фея на сцене.

Сильвия перекусила нить и хлопнула Бобби по заднице.

— Иди, царица! — сказала она. — Иди!

Когда Оберон и Титания вместе со своей волшебной свитой вошли на сцену, публика снова удивленно охнула. Разодетые в серебро и золото актёры сверкали и переливались. Потом они начали ссориться, и публика удостоила их самой лучшей награды: сидела в полном молчании. Ни скрипа стульев, ни грохота тарелок или кубков, ни кашля — ничего. Сцена заполнилась волшебными существами, сверкающими при свечах. Царь и царица эльфов спорили из-за ребёнка-индуса, а потом Титания, сыгранная Бобби с внезапно обретённой уверенностью, отказалась выполнять требование царя и надменно покинула сцену, Оберон же, обуреваемый гневом, вызвал Пака.