Безумие ли?

История его болезни (лат. anamnesis morbi) началась три года назад. Он работал на заводе, на котором произошла авария с выбросом угарного газа. Так случилось, что его коллеги по бригаде оказались в запертом помещении, он попытался их оттуда вызволить, но тоже получил отравление. Выжить смог только он. Его доставили в тяжелом состоянии в реанимацию районной больницы, где почти две недели он провел в коме. Вышел из комы тяжело: память стала подводить, трудно давалось осмысление происходящего вокруг. С того времени у него начались припадки, и он все чаще попадал в разные больницы. Припадки были необычные, сложно поддавались купированию. Он подолгу не приходил в полноценное сознание, поэтому очень часто оказывался в отделениях реанимации, где мог находиться неделями в промежуточном состоянии между сознанием и оглушением. Так же случилось и в последний раз, после которого его перевели в нашу клинику. За три года болезни его смотрели многие специалисты – и эпилептологи, и неврологи, и психиатры. И уходя от одного специалиста, он приобретал новый диагноз. Неврологи смотрели на его приступы, на его состояния как на проявление истероформных расстройств. Психиатры же его припадки чаще считали проявлением эпилепсии. Но в итоге он оказался в нашей психиатрической больнице.

В нашей реанимации он пролежал почти две недели. Там получал разные противосудорожные, снотворные и расслабляющие мышцы препараты. Я навещал его каждый день и мог наблюдать за припадками. На третий день он стал более продолжительное время находиться в сознании, и мы могли с ним проводить краткие беседы. Я обнаружил у него интересную особенность. Некоторые припадки были типичными для эпилепсии – с включением всех мышц тела, выделением пены изо рта. Но большинство были мелкоразмашистыми – то есть постепенно нарастающим тремором. Однажды, когда у него начались подергивания рук, ему нужно было ввести внутривенно препарат. И когда ему прокололи кожу, тремор усилился – задрожали ноги, он напрягся всем телом, начал поднимать корпус. Глаза в это время были закрыты. Но напряжение в теле было настолько сильным, что нам пришлось вводить ему дополнительно расслабляющие препараты. Однако значительного эффекта это не произвело. Приступ продолжался около часа и начал спадать, когда вокруг стало меньше персонала. Такие особенности я начал замечать все чаще. Приступы никогда не начинались, когда он был один. Ни разу не случились, пока он ходил или стоял, что часто бывает у пациентов с эпилепсией, только тогда, когда он лежал в постели. За все время моего наблюдения он не получил ни одного повреждения. Такая картина не говорила об истинности его припадков, скорее, они были характерны для истерических.

Чтобы проверить это, мы направили его на мониторинг ЭЭГ. В нашей больнице была специальная диагностическая комната с койкой и аппаратом ЭЭГ, который в течение одиннадцати часов фиксировал электрическую активность головного мозга. Вечером в сопровождении медицинской сестры мы повели его туда. Буквально с порога начался припадок, пришлось уложить его на кровать и прификсировать конечности, чтобы было возможным провести исследование. Врач-диагност подключил оборудование, мы надели на Т. прибор и оставили с медсестрой до утра с заданием отмечать нарастание тремора и все припадки. Оказалось, что за ночь он перенес двадцать четыре приступа разной силы. Приходил в себя в промежутках на три-четыре минуты, но затем снова погружался в припадки. О прошедшей ночи он почти ничего не помнил, но выглядел изможденным. Однако, по мнению врача-диагноста эпилептолога, ассистента кафедры неврологии, – то, что он увидел на записи, не было похоже на эпилептическую активность. И он тоже был склонен трактовать состояние пациента, как проявление истерического расстройства.