Безумие на двоих

− Стабильна. Отторжение не наблюдается. − Следующие две фразы на следующее утро, выданные порционно, и ещё одно благословение небес. Моё слабое кивание и выслушивание запретов на визиты к сестре ещё целых два дня.  Я смиренно отлучаюсь и привожу себя в порядок контрастным душем, срываюсь на истерический смех в полном одиночестве и боюсь радоваться по-настоящему.

Звоню отцу. Слабые гудки и прерывание соединения. Ещё одна попытка.

− Алло? − голос знакомый, встревоженный, женский.

− Операция прошла успешно. Она стабильна. Отторжения нет. − Мои ответы, хотя и произнесены на родном языке − такие же холодные, как и давешний отчёт профессора Грабовского. Но так же, как и я, тётя Нина реагирует на них бурно и счастливо. Я слышу её всхлипы и то, как она передаёт мои слова отцу, повисая на трубке, слышу отцовские тяжёлые шаги, и теперь его голос раздаётся на другом конце света.

− Влад?! − грохочет он. − Она, правда, в порядке? Как она?

− Всё хорошо, отец. К ней пока не пускают, она пробудет какое-то время в реанимации, я смогу навестить её только когда её переведут в палату.

− Когда? Когда её переведут в палату? − взволнованно спрашивает папа.

− Не знаю. Мне сказали, что прогноз хороший. Возможно через неделю. Пока ничего нельзя сказать точно. Я позвонил, только чтобы вы не волновались.

− Влад? Но ведь с Мирой всё будет в порядке? Да?

− Да, отец, по-другому быть просто не может. Я позвоню ещё.

Нас разъединяют, потому что палец непроизвольно жмет кнопку «Завершить» на загорающемся экране, и я с безразличием отбрасываю телефон на застеленную кровать. Спать в ней я буду ещё нескоро, до тех пор, пока в ней не будет спать  Мира

***

Когда я наконец-таки добиваюсь от профессора разрешения увидеть сестру, кажется что раздражительность, бурлящая внутри меня, достигла своего пика и единственным положительным исходом её служит свидание с сестрой.

Я не могу сказать «привет» и такое привычное и незначительное «эй» − она спит. Единственное, что мне достаётся это смотреть на неё. Но я согласен на эти маленькие крохи, согласен выслушивать каждый пип монитора, и просто сидеть поблизости, рядом с кроватью, чётко понимая, что это не конец. А завтра Мире станет лучше, а потом ещё лучше, и послезавтра она уже улыбнётся и заговорит, пошевелит пальцами и дотронется до моей руки, бессменно покоящейся рядом с её рукой поверх больничного одеяла.

− Во здравии и болезни … − отрывает меня от размышлений любимый, пусть и слабый голосок, я поднимаю глаза.

− В печали и в радости, − само собой продолжаю неведомую клятву, улыбаясь подрагивающими губами и сверкающими глазами.

− В счастье и в горе, − рука Миры тянется, ища опоры в моих дрожащих пальцах.

− Клянусь, − хрипло шепчу я.

− Клянусь… − вторит сестра, с усилием растягивая бледные губы в улыбке.

− Быть с тобой сейчас и вовеки веков, − заканчиваю молитву, с глубокой верой в эти священные слова, сдерживая эмоции под замком, смыкая губы в строгой линии, а глаза-изменники, зашторивая веками. Мы надолго замолкаем, переплетя холодные с горячими пальцы, погружаясь в тишину, в протекающие мимо минуты, во время, проигравшее нам.

− Последняя часть вышла немного пафосной, ты не находишь? − журчит её голос тихо, внося свою лепту в кружащее голову умиротворение.

Я хрипло смеюсь и трусь носом о холодные пальчики, не размыкая нашего прикосновения.

− В самый раз, − констатирую и открываю глаза. − Как ты себя чувствуешь? Мне сказали, что ты спишь.

−Умм, − сдвигает голову чуть вниз, ближе к краю подушки и понижает и так тихий шёпот, словно выдавая мне важный секрет. − Иногда я притворяюсь, что сплю, когда не очень хочется слушать ужасный акцент профессора и скрипучую речь его ассистента.

Я снова смеюсь, попутно вспоминаю, как это делается, восстанавливаю навыки.

− Ты всё-таки сделал это, − говорит Мира, едва тормоша меня за руку, слегка растягивая губы, но глаза её вдруг необычайно серьёзны и пронизывающи.

− Не я, − усмиряя смех, встречая её открытый и чистый взгляд, отвечаю.

− Мы ведь оба знаем, что врачи всего лишь… − она не успевает договорить, я её останавливаю.

− Я говорю о тебе. Это ты у меня очень сильная и целеустремлённая. А я совсем-совсем не при чём. − Мои губы вновь улыбаются, а Мира мотает головой, но потом её глаза ловят мой неотступный взгляд и она прекращает бесплотные попытки противостоять мне, выдыхая.

− Прямо уж не при чём? − подшучивает она.

− Нуу… − тяну, одаривая любимую весёлыми искрами глаз. − Разве что самую малость, − выгибаю бровь, одновременно показывая своим видом, что уступаю, но на своих условиях. − Ту, что подтверждает, что эта своевольная, капризная, но сильная, стойкая девушка в твоём лице всецело моя.

Глаза Миры заблестели, и она широко улыбнулась, сразу же сморщив лицо от непроизвольного спазма мышц.

− Ай, − тихонько выдохнула она, не желая огорчать меня понапрасну, но я уже нахмурил брови и поднёс её несопротивляющуюся, слабую ладошку к губам.