Безумие на двоих

− Тебе здесь плохо? Тогда давай сегодня же уедем, − старался говорить как можно тише, почти шёпотом. Вчера происходило то же самое, подавленное состояние моей малышки разрывало меня на части, и вроде бы нашёл ему внятное объяснение, но сегодня утром с Мирой случилось что-то другое, и я боялся предположить что именно. Меня выбило из колеи: меньше получаса назад слышать от неё безудержные всхлипы и стоны наслаждения от моих прикосновений и ласк, а теперь она шарахается от меня, как от чумного.

− Не надо, − выдохнула она, устало опуская веки. − Всё в порядке. Просто… просто… − она снова осеклась на секунду, − не делай так больше. − Это не было грубо, почти, руки мои обмякли и опустились, а Мира высвободилась из моих объятий… раньше, покинула кухню… раньше, чем я успел впасть в ступор от её слов.

Никто из нас не думал о завтраке, никто из нас и не хотел завтракать: я просто вывалил кучу ненужной каши в мусорное ведро, с горьким желанием отправить по тому же адресу и тарелки. Неожиданно вспомнив кое-что, небрежно бросил грязную посуду в раковину − никто и никогда так тщательно не вымывал фарфор, как делал это я.

Сладкая  истома после спокойной ночи и бурного утра теплилась в полыхающей непониманием, почти суровой мужской тупостью душе.  Я винил себя во всём, чтобы не произошло с Мирой, даже в её странном отношении и переменчивом настроении.  Накручивать себя на тему безвременного охлаждения её чувств или нежданного прозрения её взглядов на наши неправильные отношения не было смысла. Мира серьёзна к жизни. Настолько, что такие резкие изменения за последний час просто не могли бы всколыхнуть уснувшую в нас обоих совесть  и вызвать чуждое обоим порицание.

− Прогуляемся? − послышалось честно неожиданное, но до боли приятное предложение из уст моей капризной леди.

Я убрал последнюю чашку в стенной шкаф и обернулся к Мире, задумчиво вытирая руки о кухонное полотенце.

− Только переоденусь, − снова получилось не громче шёпота, Мира слышала, одобрительно кивнула мне в ответ.

Я обошёл её в дверях и направился в спальню, не хотелось ни о чём думать, но и плыть по течению было бы последней глупостью, чувство, что нам обязательно нужно поговорить никуда не улетучивалось, а наоборот витало над моей головой грозовыми тучами.

− Ты готов? − бойко спросила Мира, проходя в комнату, почти вслед за мной.

Я только успел снять домашний, немного растянувшийся свитер и с оголённым торсом стоял возле открытого шкафа. Сестра запнулась при виде меня, в голове промелькнуло, что она развернётся и уйдёт, но Мира сделала всё кардинально по-своему: закрыла дверь спальни и подошла вплотную ко мне. Ещё не почувствовав её прикосновений, я вздрогнул от её дыхания в спину, она стояла чуть позади меня и в зеркале почти не отражалась, настолько маленькой и хрупкой была её фигурка. Она вжалась в меня всем телом, каждым своим кусочком плоти и это было неожиданно приятно, этого хватило для прощания с мрачными мыслями шокированного мозга, а телу расслабиться от её мягкой, но скупой ласки. Возможно, измучить её так же, как меня запретом «Не надо Мира» было правильным, но не отказывать ей − себе в удовольствии ощущений оказалось желанней:

− Продолжай, − вырвалось полушёпотом, когда я резко развернувшись, прижал её тело, запечатанное в непозволительный кокон одежды к себе, и коротко поцеловал её приоткрытые, податливые, но не отвечающие мне губы. Если бы подобное происходило ещё полгода назад, я бы прекратил всё, остановил это безумие между нами, но сейчас… но не сейчас.

− Чего же ты хочешь от меня? − шептали мои губы, настойчиво приникая к алеющим лепесткам, руки крепче сжимали подрагивающие плечи. − Чего ты хочешь?

− Пойдём, − ответила она почти холодно, почти больно. Я отстранился от неё, спиной ударяясь о дверцу, смолчал и отвернулся.

− Идём, − процедил, выжал из стиснутых челюстей и покинул злосчастную комнату раньше сестры.

Такое привычное рядом с любимой молчание, сейчас жестоко отдаляло нас друг от друга, оно словно ревностно охраняло ту непонятную мне стену между нами, не давало пробиться в её мысли, тусклые и печальные, полные тревог и холода. Несмотря на угнетающую нас обоих пустоту внутри от недоговорённости, Мира цепко удерживала мои пальцы в сплетении со своими, будто не замечала сама, жалась в мой бок и склоняла голову мне на плечо. Я молчал, и это казалось трусостью, потому что что-то непременно гложило и точило мою девочку изнутри, что-то, чем она не хотела делиться со мной.