«… Я боюсь потерять тебя. Я боюсь − потерять тебя… − это единственное, что повторяли мои губы за полчаса до операции Миры по прерыванию беременности, спустя десять минут после выведения подписи на клочке листа о согласии на эту операцию».
Я не забыл эту мантру и сейчас повторяю её снова, неосознанно, заводя мотор и одёргивая себя от взгляда в окно, чтобы оставить себе хотя бы надежду на то, что в него смотрит женщина, в глазах которой сосредоточена моя жизнь.
Не поехал домой, только позвонил, убеждая родителей, что всё устроил и условия несуществующего санатория более чем просто замечательные. А дверь в квартиру оказалась запертой на двойной поворот ключа, навевая смутные воспоминания, что мы всегда закрывались именно так, когда хотелось побыть только вдвоём. Я открыл её и вошёл, стараясь не издавать больше шума, чем порождал грохот удара ноги о неуклюжий шкаф, захлопывание входной двери и звон связки ключей о кухонный стол. В квартире стоял неприятный запах дезинфектора, однозначно поведавший мне, каким образом моя сестра провела этот день. Всё вокруг сияло чистотой и стерильностью, звучало удручающей тишиной.
Шерстяная обивка дивана в гостиной всё ещё была влажной и отдавала резким химическим запахом, я всё равно присел на него, откидывая голову назад, закрыл глаза, надеясь, что смогу просидеть так достаточно долго, чтобы собраться с мыслями и силами, чтобы покинуть это место до пробуждения Миры в нашей спальне за стенкой.
Ноги не послушались здравого смысла, они нашли её там, свёрнутую в клубочек (теперь эта была её излюбленная поза), наполовину скрытую одеялом, наполовину обнажённую (никаких пижам с безвинными поросятами за последний месяц). Не удержался, скользнул под одеяло, как есть в деловом костюме, эгоистично утоляя свою жажду к ощущению её рядом. Она заёрзала, почувствовав мои вероломные руки, дерзнувшие всего лишь обнять её, лицо, мужественно приткнувшееся к её плечику, вдыхая такой любимый, и так долго лишавший меня права дышать собой аромат её тела.
− Ты холодный, − прошептала она сквозь завесу сна, почти как прежде прошептала.
«Ты тоже», − срывалось с моих губ, но смысл схожего словосочетания был иным, поэтому так и остался непроизнесённым. Я оставил место молчанию между нами и только сильнее прижался к ней всем телом. Ночь разрешила мне притвориться, что всё по-прежнему, что ничто не сломалось в ней, не разбило меня, эта чёрная спутница дня благоволила ко мне, не напуская сон на мои веки, оставляя меня обездвиженным полуночником рядом со своей любимой.
***
− Я слышал, вашей сестре нездоровится, − подавая мне документы на подпись, запинаясь, проговорил Макс заранее заготовленную фразу, которую не смел произнести вот уже больше месяца.
− Сейчас ей значительно лучше, Максим. И спасибо, что беспокоишься. − Я не поднял взгляда на своего заместителя, хмурые брови не желали разглаживаться, но я хотя бы попытался смягчить тон.
− Можно мне навестить Миру… Мирославу Сергеевну, − совсем расхрабрился парень, требуя моего внимания с небывалой настойчивостью.
− Нет. Она восстанавливается в специализированном санатории и пробудет там ещё какое-то время. Так что нет. − Я всё-таки посмотрел на него, вернув бумаги уже с проставленными контрасигнациями. − Может быть когда она вернётся? − не знаю зачем выпалил вдруг я, растягивая губы в любезной ухмылке.
− Да-да, конечно, Владислав Сергеевич, − зачастил парень, пятясь от моего стола назад к выходу из кабинета. − С вашего разрешения, я пойду? − без надобности спрашивает, я указываю на дверь позади него в одобрительном жесте и снова погружаюсь в раскрытый ноутбук до момента появления в кабинете своей секретарши.
− Настя, принесите мне, пожалуйста, минеральной воды и холодные бутерброды, − приказываю я. Девушка не спешит удалиться исполнять моё поручение, застыв на месте в непривычном ожидании и смущении.
− Извините меня, Владислав Сергеевич, но может быть, я лучше закажу вам еды из ресторана. А то ведь, вы уже давно питаетесь одной сухомяткой и на обед не выходите. − Излюбленный вопрос благожелателей «Что-то случилось?» так и остаётся в глубине её глаз, тем не менее, легко читающийся мной, как флаер в подземном переходе.
− Нет, спасибо, Настенька. Я прекрасно обойдусь и простыми бутербродами с рыбой. − Я улыбнулся милой девушке, так легко нашедшей в себе сочувствие для меня.
− Ну, тогда ладно. Сейчас всё будет, − согласилась она, улыбнувшись в ответ и перекрещивая каблуки, вышла из кабинета.
Я пытался звонить Мире днём: во время работы, в перерыве совещаний, на деловой встрече, в центре внимания на благотворительном вечере, вынужденный посетить его из-за долевого участия; но такой способ общения по-прежнему представлял собой лишь пустую трату времени. Если раньше я хотя бы знал, что прослушиваю нескончаемые гудки по причине рассеянности сестры, то теперь я был почти уверен, что телефон в относительной досягаемости Миры и мне не отвечают, потому что время начало просачиваться сквозь пальцы и именно я тот, кто его упускает.