Безумие на двоих

В стекло, которого мои руки касались уже не раз, стекло, которое видело мои глаза, и улыбку и слёзы смотрю мимолётно, чтобы увидеть, как моя Мира принимает в объятия свою радостную мать, но искоса смотрит, устало и понуро, в это стекло, которое с её стороны не показывает ничего, кроме очередной сменяющейся картинки. Но она всё равно не отводит взгляда, словно точно знает, что я стою здесь, за этим стеклом и смотрю на неё. На секунду мне кажется, что она смотрит прямо в мои глаза.

Я захожу в палату, неумело изображая удивление.

− Эй, − говорю я, и мне кажется, что это приветствие звучит не в первый раз.

− Владик, Мира пришла в себя и говорит, что чувствует себя отдохнувшей! − восклицает тётя Нина, оборачиваясь ко мне, а я не отпускаю глаз сестры, продолжающих смотреть тем же взглядом, что смотрели в стекло.

− Но ведь это прекрасно, − произношу не искренно и блекло, присаживаясь рядом и осторожно касаясь руки Миры.

− Мама, можно я поговорю с Владом, − неожиданно просит любимая, всё так же смотря только в мои глаза.

− Конечно, доченька. А я пойду, позвоню Лизе и поищу твоего отца, он должен быть неподалёку.  − Тётя Нина целует пальцы дочери и улыбается ей снисходительно, нежно и с жалостью.

Она бесшумно покидает реанимационную палату, на самом деле, это просто я не слышу шуршания бахил.

− Даже сейчас тебе меня не жалко? − хрипло говорит Мира, после последнего звука закрывающихся дверей.

− Жалко, − говорю я, ловя себя на получестном ответе.

− Врёшь, − смеётся она и протягивает ко мне свою руку. − Ты ведь уже знаешь, да? − сглатывая свой смех, продолжает.

− Что именно знаю? − прикидываюсь я, хотя не понимаю её абсолютно.

− Что у меня мало времени, − обыденно, без запинки произносит слова, о которых я не могу даже думать неотделимо. − Около года, наверное, − увеличивает свои шансы, и я могу уловить насмешливые нотки в её тихом и хриплом голоске.

− С чего ты взяла? − из меня вышел бы плохой актёр, но я и не стараюсь совершенно.

− Я была у врача… в Германии, − начинает говорить с расстановкой, я вздрагиваю и невольно задаю иной вопрос, чем готовый сорваться с моих губ.

− Тебе плохо?

− Да, но не сейчас, − шутит она и мне хочется разозлиться на неё за её беззаботность. Но я не могу лишить её выбранного ею оружия против всех окружающих её несправедливостей.

− Тогда ладно, − подыгрываю ей, и мы вместе начинаем улыбаться, не замечая у себя своевольных слёз, но наблюдая за влажными дорожками на щеках друг друга.

Я крепче сжимаю её маленькую руку, теребя её пальчики, она не возражает, замолкая и изредка поглядывая за моей игрой.

− Я не могу отпустить тебя… теперь. Я могла… раньше.  А теперь не могу. Ты единственное, что держит меня…здесь. Только не перебивай меня, хорошо. Я…

Коротко кивнул, не успевая за её словами, но она словно бы замедлилась, подождала меня, прежде чем продолжить.

− Я хочу провести это… оставшееся время с тобой.

− Мира!

− Я просила не перебивать, − твёрдо  предупредила меня.

Я снова кивнул, не в силах возразить, но ещё сильнее сжал её ладонь, она взглянула на свою руку в плену моих рук, но промолчала и даже отвернулась ненадолго, смахивая чересчур распоясавшиеся ручейки.

− Я хочу уехать. Наверное, это жестоко по отношению к родителям и Лизе, но не хочу притворяться ради кого бы то ни было. − Она улыбнулась сквозь слёзы. − А тебя я не стесняюсь. Ты не против?

− Нет, − не пререкаясь и не убеждая её, что «всё будет в порядке» и «мы что-нибудь придумаем»,  сказал я, внутренне уже убеждённый, что пойду до конца вместе с ней. Или верну её себе, чтобы она смогла разделить со мной мою жизнь или же я разделю с ней её.

***

Под ногами просыпана целая долина песка, мои голые ступни утопают в горячей крошке гранита, сквозь пальцы просачиваются песчинки, обжигая кожу сильнее раскалённых углей, солнце над головой печёт и слепит глаза, я чувствую его жаркие лучи на голой спине, на бёдрах и икрах ног. Провожу по обнажённому торсу руками, но и руки мои обжигают незащищённое даже лоскутком ткани тело, оставляя ожоги и волдыри. Я пытаюсь бежать, но ноги неумолимо утопают в песчаном море. Меня окружает пустота, тишина и ничего. Именно этим словом можно назвать окружающее меня пространство − ничего, только песок под ногами и солнце над головой. Нет ни людей, ни Мира, ни Миры.

Мирра! С именем любимой в отчаянном крике, я просыпаюсь от преследований ночного кошмара.

В прохладе ночи и её темени, на не расстеленной постели рядом со мной мигает монитор ноутбука с окном о центре трансплантологии в Германии, поверх ещё нескольких, многочисленных справках с информацией о кардиохирургических клиниках по всему миру. Я протираю глаза и включая ночник на тумбе, снова окунаясь в поиск, чтение, копирование, распечатку, поиск, чтение, коп…

В три часа ночи я сажусь за руль своего автомобиля и выезжаю в город, включаю наушник и звоню Олегу.

− Во сколько ты будешь на работе? − сходу спрашиваю, не обращая внимания на потерянные гудки и несколько сбрасываний до того, как друг отвечает на звонок.

− Влад? − в трубке слышится сонный голос кардиохирурга.