Безумие толпы

– Хотела ее обнять. Пожелать счастливого нового года. – Она закрыла глаза, ушла на мгновение в себя, чтобы собраться с силами, перед тем как продолжить. – Но я ее не нашла. Подумала, что она все еще на улице. Надела пальто и вышла. В это время начали запускать петарды и шутихи. Я огляделась, но нигде не обнаружила Дебби, и тогда осталась ждать у костра, где собрались все остальные. Думала, она вот-вот появится. И я вас там видела, – сказала она Гамашу и Бовуару, а потом обратилась к Колетт: – А вот вас не заметила.

– И я тебя не видела.

В ходе допроса у Гамаша создалось впечатление, что обе эти женщины подталкивают друг друга в его сторону. Ему это напомнило рисунок из стрип-комикса «Дальняя сторона» – Жан Ги распечатал его и положил на свой стол. На рисунке были изображены два медведя в перекрестье прицелов. Один из них ухмылялся и показывал на другого.

Хотя здесь никаких ухмылок не наблюдалось, но тыканья пальцем хватало.

– И что вы делали потом? – спросил Гамаш.

– После фейерверка? – уточнила Эбигейл. – Пришла сюда. Я устала, хотела поскорее вернуться в дом Колетт и потому принялась искать вас и Дебби. – Она посмотрела на почетного ректора. – Но вас я нигде не увидела. Вы, наверное, сидели здесь, в библиотеке. Потом ребята стали кричать, и вы выбежали из дома.

– Мы встретились в гостиной, – сказала Колетт, – и принялись искать Дебби. Нам в голову не пришло, что случилась трагедия. И мы никак не предполагали, что это произошло с Дебби. Однако потом, когда найти ее не удалось и нам велели никуда не уезжать, а время шло…

– Что-нибудь еще вы можете сказать о сегодняшней ночи? – перебил Гамаш. – Вы видели что-нибудь, слышали?

Обе женщины отрицательно замотали головой. Потом Эбигейл задумалась.

– Мне запомнилась одна вещь, но вы подумаете, что это я из мести…

– Пусть вас не волнует то, о чем я подумаю, – сказал Гамаш. – Просто расскажите об этом.

– Есть еще один человек, которого я не видела ни у телевизора, ни позднее в доме. Винсент Жильбер.

Гамаш пошарил в памяти и понял: он тоже не видел Жильбера. Он посмотрел на почетного ректора Роберж – та покачала головой.

Оставалось спросить еще об одном.

Он подался в сторону Эбигейл Робинсон:

– Зачем вы приехали сюда? На вечеринку.

– Если вам так нужно знать, то я приехала повидаться кое с кем.

Значит, она и в самом деле приехала увидеть, может, даже потребовать каких-то объяснений у Винсента Жильбера, подумал Гамаш.

– С Рут Зардо, – сказала Эбигейл, – чтобы поблагодарить ее за то, что использовала ее стихи. Она оказала мне немалую помощь.

Глава двадцать вторая

Остальные допросы они провели довольно быстро.

Родителям малышей рассказывать было почти нечего: они были заняты тем, что пытались успокоить своих чад, – дети не могли угомониться, несмотря на то что объелись сладкого и валились с ног от усталости.

Допросили Анни, Даниеля и Розлин, и те, признавшись, что ничего не видели, ушли вниз по склону, унося своих отпрысков, чтобы поскорее уложить их спать.

Жан Ги у дверей поцеловал Анни и детей.

– Приду, как освобожусь.

К этому времени профессор Робинсон и почетный ректор Роберж отбыли домой в сопровождении эскорта Sûreté.

Криминалисты продолжали работу. Тело Дебби Шнайдер все еще находилось в палатке и подлежало отправке в морг по окончании следственных действий.

Время приближалось к трем часам ночи, когда полицейские начали допрашивать подростков и их родителей.

Подростки, казалось, дали обет молчания, действовавший до первого вопроса Бовуара. И тут они разговорились. Да, они стащили у родителей пиво, сидр и «Тетушку Марию»[71], отнесли в лес и спрятали в сугробе.

Бовуар проникся некоторой долей симпатии к воришке «Тетушки Марии», который выглядел совершенно зеленым. Бовуар вспомнил свой первый глоток спиртного. Они с приятелем сделали свой коктейль – смешали виски, пиво, вино и «Драмбуи»[72].

Что было дальше, он не помнил, пока не пришел в себя, лежа лицом в траве и собственной блевотине.

Последнего подростка, которого они допросили, звали Жак Бродер. Именно он и обнаружил тело.

Спортивный и красивый парень, похоже, был заправилой в группе. Но Бовуар быстро понял, что за бравадой скрывается перепуганный мальчишка. Он сидел между своими родителями и выкладывал все без утайки:

– Мы спрятали бутылки в сугроб. Потому что слышали, что от теплого алкоголя тошнит.

– Тошнота определяется не температурой, – заметил Бовуар. Его голос смягчился. Он чувствовал, что парню хочется выговориться, что ему это необходимо. – Тебе ничего не грозит. По крайней мере, с нашей стороны. Просто расскажи нам, что ты видел.

Жак посмотрел на родителей, те закивали.

– К полуночи мы были уже довольно пьяны. Мне приспичило пописать, и я пошел в лес. Фейерверк освещал лыжню, и я шел по ней, пока не решил, что здесь меня никто не увидит, и тогда отлил на дерево.

Паренек вздохнул, вспомнив о чувстве облегчения, которое испытал тогда.

Его отец с неодобрительным видом резко набрал в легкие воздух, а мать сжала губы то ли в ярости, то ли пытаясь сдержать улыбку.