Безумная кепка Мономаха

— Идиот! — затопала я ногами, испытывая огромное желание треснуть Мишу по башке. — Моим собакам в голову не придет есть сырое мясо, им дают лишь курицу!

— Утешающая информация, — неожиданно развеселился Миша, — если хочешь, мы поговорим на эту тему, но позже. А сейчас, сделай милость, принеси сырок!

Глава 10

С криком «Девочки, домой!» я ринулась к подъезду.

Мопсихи бойко затрусили за хозяйкой, Рейчел же перспектива остаться в кустах совершенно не испугала. Наглая стаффиха великолепно знала: сейчас я вернусь и принесу угощенье.

Забыв вытереть собакам лапы, я внеслась на кухню, распахнула холодильник и застонала. Сырков не было! Очевидно, их съел Костин, он очень любит схомякать штук пять на завтрак. В ту же секунду в голову пришла мысль: у меня в комнате, в тумбочке, должен быть запас.

Долго не раздумывая, я пролетела по коридору, распахнула дверь и чуть не упала от ужаса.

На полу, ногами к двери, лицом к батарее, неподвижно лежал Кирюша. Мне стало плохо. Господи, бедный ребенок на самом деле болен! Я заподозрила его в симулянтстве, собралась выпихнуть на дополнительные занятия, мстительно-злобно пообещала лично проконтролировать процесс измерения температуры, а несчастный мальчик потерял сознание!

— Кирюшенька, — кинулась я к распростертому телу, — любимый, милый, очнись! Что случилось, отвечай скорей?

Школьник бодро сел. Его лицо было красным, а взгляд смущенным.

— Уже вернулась? — спросил он.

— Да! — выкрикнула я. — Тебе плохо?

— Ну.., температура.

— Господи, ты упал в обморок! — заквохтала я. — Не двигайся, сейчас звоню Кате, она пришлет из своей больницы «Скорую»…

— Не надо, — начал сопротивляться Кирюша, — лучше пощупай мой лоб и освободи от английского.

— Нет никакой необходимости его щупать, лицо все красное. Ой, беда! Несусь звонить Кате!

— Лампа, стой, не активничай!

— Как это? Обморок — очень серьезная вещь.

Естественно, ни на какие занятия ты не пойдешь.

Но и дома оставаться нельзя. Нужно немедленно сообщить о произошедшем Катюше.

— Э.., э, — замямлил Кирюша, — кхм.., ну… того.., э.., э…

— Только не спорь, а то еще опять, не дай бог, тебе станет плохо. Сумеешь сам до кровати дойти? — суетилась я. — Ляжешь в темноте. Никакого телика и компа, сосудам надо дать отдых, книги тоже читать не следует. До прибытия «Скорой» надо лежать, не шевелясь, в полудреме.

— Лампудель, — тихо сообщил Кирик, — я не лишался чувств.

— Но ведь, когда я внезапно вошла в комнату, ты лежал лицом в батарею.

— Ну.., да. Понимаешь, я.., э.., уронил.., э… дневник. Верно, именно его. Решил, несмотря на высокую температуру и плохое состояние, поучить английский, — зачастил Кирюша, — раз уж к репетитору не идти, так хоть самостоятельно поработать…

В моей душе зашевелилось легкое недоверие.

Кирюша собрался заняться иностранным языком?

Безо всякого понукания и при полном отсутствии кого-либо из членов семьи школьник надумал овладевать иностранными глаголами и существительными? Ох, что-то тут не так.

— А почему ты в моей спальне? — вдруг еще больше удивилась я.

— Э.., э.., в детской перегорела люстра, — мигом нашелся Кирюша, — дай, думаю, у Лампы устроюсь…

Слишком честные глаза Кирюши не мигая уставились в потолок, но меня уже вовсю терзали сомнения.

— Говоришь, дневник уронил?

— Ага.

— И полез за ним?

— Точно.

— Хорошо, тогда где же он?

— Кто?

— Дневничок.

Лицо Кирюши вытянулось, а я безжалостно докончила:

— На полу дневника нет, в твоей руке он тоже отсутствует. Так куда же подевался, а? Только не надо говорить, что он распался на атомы и просочился через пол к соседям.

Кирюша начал кашлять, я уставилась на его бледное лицо. Удивилась, куда подевалась лихорадочная краснота, и в ту же секунду поняла смысл произошедшего.

— Кирилл! — вырвался изо рта гневный вскрик. — Ты не падал в обморок!

— А я и не говорил ничего такого, — принялся отбиваться мальчик. — Про то, что я лишился чувств, ты сама придумала.

— Ты лег у батареи, чтобы нагреть лоб! — безжалостно закончила я свою мысль.

— Я?

— Ты!

— Я???

— Ты!!! Очень хорошо знаю теперь, отчего ты оказался именно в моей спальне: в остальных-то батареи загораживает мебель, даже если изогнешься крючком, и то не прикоснешься к ним, а здесь очень удобно — никаких тебе столов, трюмо или этажерок с ерундой.

— Как ты могла обо мне такое подумать! — горестно воскликнул Кирик.

Я подбоченилась.

— Элементарно. Ты мазал горчицей подмышки, впрочем, солью их тоже натирал, градусник запихивал под горячую воду, грел его шерстяным пледом, прикладывал к электролампочке, прятал в рукаве второй, заранее нагретый, с ртутным столбиком, упирающимся в цифру сорок… Дальше перечислять? А теперь — батарея. Ну как тебе не стыдно? Немедленно собирайся на английский!

— Очень трудно жить с безжалостным, мрачным человеком, сердце которого обросло шерстью, — застонал Кирюша. — Вот орки тоже не знали пощады, они истребляли гномов, хоббитов и эльфов…

Не слушая нытье лентяя, я выдвинула ящик тумбочки и.., увидела пустое дно.

— Вот черт! Куда же он подевался? Еще утром лежал на месте, — удивилась я.

— Чего ищешь?

— Сырок.

— Глазированный?

— Да.

— Я его съел.