Безумная тоска

«Если ты убийца, это не значит, что ты должен плохо одеваться», – сказал он. В этот момент он находился в ее постели, голый. Она навсегда запомнила эти слова и то, каким тоном он их произнес. Она рассмеялась, он принял из ее рук тарелку, чтобы затушить сигарету, и потянулся к ней. Член у него был чуть меньше среднего, но такого крепкого стояка видеть ей еще не доводилось; ощущение было совершенно нечеловеческое, когда он вставал, то напоминал горячую штамповку, не поддававшуюся ее пальцам, даже головка была твердокаменной. В Женеве она посещала летние курсы международного права. Шел июль, последняя неделя курсов, а в Нью-Йорке ее ждали пять недель работы в компании. Как-то среди бела дня, когда она готовилась к ближайшим экзаменам, он явился без приглашения, начал раздевать ее прямо в дверях и оттрахал, не снимая костюма, просто спустил штаны, расстегнул две пуговицы снизу на рубашке и, как некоторые делают за обедом, откинул назад галстук. Ее посещали подобные фантазии, и он долго трахал ее; она кончила дважды: один раз в самом начале и еще раз под конец, внезапно, даже удивилась. Потом он просто вытерся и ушел. Весь визит занял двадцать шесть минут. Она уселась за стол, слегка ошеломленная, все еще разгоряченная оттого, что кончила, и поняла, что этот человек ей совершенно не нравится, ни капельки, но если он появится здесь еще раз, то она его точно трахнет (следующий раз действительно стал последним). Действительно, благодаря ее отвращению к нему секс с ним становился куда более волнующим. К своему удивлению, она поняла, что больше не ищет ни любви, ни привязанности мужчин, что это, как и чувственность, отошло на второй план: она желала видеть эгоистичное желание на их лицах, вплоть до презрения. Она хотела, чтобы мужчины видели в ней эротический объект, хотели воспользоваться ей, считая, что они действительно ее используют. Но эта мысль показалась ей неубедительной: она была слишком примитивной и не могла раскрыть глубины охватывавшего ее желания. Ей нужен был секс, способный ее возбудить, но при этом лишенный сложностей и опасностей любовной связи. Мужчины, которых она любила, а именно ее брат, в меньшей степени Джордж, и в еще меньшей еще двое, или нет, один – ну ладно, здесь можно было поспорить – и в иной степени ее отец – по сути, все они ее бросили. Она обнаружила, что с теми, кого было интересно трахать, часто едва ли о чем можно было поговорить, недолго и уж точно не после того, как она испытала оргазм. Их пренебрежительность превратилась в барьер: физическое влечение притягивало их к ней, а их пренебрежение, которое она часто воспринимала как замаскированный страх, держало их же на безопасном расстоянии. И кроме мимолетного возбуждения, которое их влечение пробуждало в ней, ей не было нужды что-либо чувствовать.

Она вернулась в Нью-Йорк, начала работать в юридической фирме. Первый год дался ей хорошо, фирма была большая, очень в духе WASP, Симпсон, Тэтчер и Бартлетт, как груши, кремового цвета фирма, кремовые фирменные бланки и кремовые стены, с офисами на Парк-авеню и Уолл-стрит; она работала в офисе на Парк-авеню, наискосок от Сигрэм Билдинг, в штаб-квартире банка Chemical, их крупнейшего клиента. Ее курсы международного права пришлись кстати: она оказалась в команде, работавшей с аргентинскими и чилийскими займами. «Мы шлем деньги туда, где находим славного диктатора», – написала она записку Молли. Молли была в Лос-Анджелесе, пытаясь пробиться в киноиндустрию, кишащую, по ее словам, развратниками, распутниками и настоящими насильниками. Она чувствовала себя карпом, на которого охотятся аллигаторы.

Позже тем же летом, идя домой с работы, она вышла на Коламбус с 67-й, после того, как прошла через парк. У 81-й из «Чаривари»[86] по ступенькам спускался не кто иной, как Джордж.

– Ты? – удивилась она. – Ты?

Он – она едва могла в это поверить – покраснел. В руках у него был черный пиджак, кажется, хлопчатобумажный, с блестящей белой подкладкой.

– Ты краснеешь от смущения, просто прелестно, – продолжала Анна. – Пойман с поличным на выходе из «Чаривари».

– Ощущение такое, что мой приятель-девятиклассник застал меня за разговором с десятиклассницей, – ответил он.

– Вижу, что с тобой такое случалось. По тому, как ты об этом сказал. Ведь было же такое?

И до того, как он нашелся что ответить:

– Неважно, можешь не отвечать. Примерь пиджак, хочу взглянуть.

Сидел он на нем хорошо. Рукава чуть длинноваты.

– Теперь посмотрим на эту шикарную подкладку. – И она дважды закатала рукава над его запястьями. Потянулась к спине, посмотрела на лейбл: – «Уилли Смит». Ну ты даешь! Прямиком из «Дансетерии»[87].

– Ни за что, я же родом из Новой Англии. Просто понравился, и скидка была.

Они смотрели друг на друга. Она чувствовала… что? Она не могла понять. Привязанность, ее забавлял его пиджак и то, как он изменился в 1980-е… и еще ей было слегка тревожно. Она отметила, как выглядит сама: юбка, шелковая блузка, туфли без каблуков. Прямиком из офиса.

– Твои волосы стали короче.